М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2012. 360 c., 30 ил.

Как представляли себе древние египтяне иной мир - Дуат - и пути, ведущие в него, какими средствами они пытались его описать, как развивались их взгляды на Дуат в течение многих столетий - этому и целому ряду смежных тем, связанных с изучением древнеегипетских заупокойных воззрений, посвящена монография египтолога и искусствоведа Н.В. Лаврентьевой.

Впервые слово "Дуат" появляется в Текстах Пирамид. Н. В. Лаврентьева обращает внимание на сложность, многоплановость этого понятия уже в ранний период его письменной фиксации. Истоки представлений египтян об ином мире автор пытается найти в доисторическом периоде, используя древнейшие изображения на керамике, ритуальных предметах, на скалах Восточной и Западной пустынь и т.д. Как справедливо отмечает Н. В. Лаврентьева, ничто "не может указывать на то, что они имеют прямое отношение к описанию или обозначению Дуата" (с. 51). Но, судя по Текстам Пирамид, многие речения которых уходят корнями в доисторическую древность, этот образ, представление о топографии загробного мира и его обитателях - богах и умерших - во многом связано с первобытным миросозерцанием.

Все, что нам кажется порой непонятным и противоречивым в древнеегипетских представлениях о Дуате, было ясно самим египтянам, поскольку они мыслили более образами, чем силлогизмами, и к тому же были посвящены в таинства - Поэтому Дуат для египтян на языке символов - и та область, куда заходит Солнце, и та, где оно возникает каждое утро на восточной стороне окоема. Это и звездное небо, ассоциирующееся с царством Осириса, где звезды - образы блаженных умерших. Это и преисподняя, выход из которой мыслится как вознесение из Геба - земли. Тексты Пирамид помещают Дуат и на востоке, и на западе, и в области между ними. Дуат и вверху - в сияющих небесах, в которые по небесной лестнице поднимается воскресший человек; и внизу - в области, куда нисходят умершие, среди которых пребывает царь. Это и заря, рождающая умершего в иной мир. С Дуатом в Текстах Пирамид тесно связана Утренняя Звезда () - символ возрожденного царя в его качестве небесного правителя - Гóра Дуата. Этот символический ряд можно продолжать еще долго. Египтяне, как и люди иных древних цивилизаций, многочисленными образами пытались и выразить невыразимое и одновременно подчеркнуть его принципиальную невыразимость, сталкивая, казалось бы, исключающие друг друга понятия.

Неудивительно, что в египтологии нет единства мнений ни о происхождении термина "Дуат", ни о его топографической привязке в Текстах Пирамид (см., например: [Beaux, 1994, t. 94, p. 1-6])1. Н.В. Лаврентьева предлагает трактовку этимологии слова "Дуат", исходя из особенностей его написания: звезда в круге - , и говорит о Дуате как о "пространстве, свернутом в кольцо" (с. 34-35). Но это и символ иного мира. Интересно предположение Н.В. Лаврентьевой, что этимология слова "Дуат" в его древнейшем письменном варианте в Текстах Пирамид - связана с представлением о "далеком", "отдаленном месте" (с. 28; с. 29, прим. 5)2.

Поскольку в Текстах Пирамид нет развернутого описания Дуата, хотя все метаморфозы умершего происходят в ином мире, Н.В. Лаврентьева обращает внимание на связанные с ним мифологические сюжеты и топонимы (Поля Хотеп, Поля Иалу, Дороги Дуата и др.). Автора интересует спорная, давно дискутируемая проблема соотношения структуры пирамиды и пространства Дуата. Н.В. Лаврентьева верно отмечает, что в период записи Текстов Пирамид на стенах царских гробниц Древнего Царства не только погребальный покой, но и все подземные помещения пирамиды ассоциировались с Дуатом (с. 71). В свое время М. Матье и А. Пьянков на основании планировки царских скальных гробниц Нового Царства пытались судить о соотношении текста и сакрального пространства в гробницах царей второй половины 3-го тыс. до н.э.

1 К сожалению, Н.В. Лаврентьева не дает ссылку на эту статью и не указывает ее в библиографии.

2 Высказанная в монографии лишь кратко, эта мысль была развернута в статье Н.В. Лаврентьевой [Лаврентьева, 2014, с. 134-135].

стр. 213
Вряд ли такой ретроспективный метод, перебрасывающий мост через тысячелетие, можно признать убедительным. И хорошо, что этим путем не пошла Н. В. Лаврентьева.

Только в период Среднего Царства египтяне начинают изображать Дуат, иллюстрируя свои заупокойные тексты. Древнейшим примером такого подхода является "Книга Двух Путей" главный предмет исследования в монографии Н. В. Лаврентьевой. Причины этого изменения остаются неясными. Автор пытается объяснить его прежде всего социальными факторами. Так, ссылаясь на Г. Кееса и Дж. Уилсона, Н.В. Лаврентьева предполагает, что в эпоху стабильного Древнего Царства египтянин настолько должен был ощущать "незыблемость миропорядка и точно представлять отведенное ему место при жизни, что было вполне естественно испытывать уверенность в этом и в дальнейшем (т.е. после смерти. - О.З.)". Поэтому "иной мир не нуждался в упорядочивании через его изображение" (с. 49-50; см. также с. 81-82). Но не будет ли подобная трактовка непозволительно большим упрощением? Можем ли мы объяснять появление изобразительной традиции в отношении Дуата лишь социально-политическим кризисом Первого Переходного периода?

Исследование "Книги Двух Путей" имеет более чем столетнюю историю, о чем подробно и содержательно рассказывается в монографии. Этот памятник неоднократно издавали, переводили и интерпретировали крупнейшие египтологи, но главное внимание при этом обращалось на сам текст. Н.В. Лаврентьева впервые тщательно исследует изобразительный ряд этой "Книги", особенности ее композиции и характер письма. По мнению многих исследователей, "Книга Двух Путей" представляет собой своеобразный "путеводитель" ("иллюстрированный vademecum покойника", по словам Б. А. Тураева [Тураев, т. I, 1920, с. 60]) с картой и текстами, которые его поясняют. Для умершего "Книга Двух Путей" описывает реальные пути по земле и воде, которыми ему предстоит пройти, чтобы достичь Полей Блаженства и соединиться с Великим Богом. Скорее всего именно поэтому "Книга Двух Путей" помещалась на днища погребальных ковчегов и само ее истинное название (нам неизвестное) было великой тайной, которая хранилась "в нутре" покойного. Критикуя довольно распространенный подход к этой "Книге" как только к "книге магии и суеверий" (слова Г. Кееса), Н. В. Лаврентьева подчеркивает ее глубокий богословский смысл, сложный многообразный язык, полный метафор и символических уподоблений, смысл которых далеко не всегда нам понятен.

Убедительным и плодотворным представляется метод исследования Н. В. Лаврентьевой, удачно сочетающий искусствоведческий подход с текстологическим анализом. Этот метод основан на разработанном в египтологии принципе единства текста и изображения [Большаков, 2003, с. 3-20; Чегодаев, 2006, с. 193-204]. Такой метод приближает к наиболее адекватному восприятию этого памятника.

В центральной, третьей главе монографии "Пути Дуата. Становление изобразительной традиции в эпоху Среднего Царства" рассматриваются мировоззренческие основы этой традиции и значение Гермополя для ее появления и развития. "Книга Двух Путей" известна главным образом по погребальным ковчегам гермопольских номархов и вельмож времени XII династии из некрополя Эль-Берше. Саркофаги с этой "Книгой" представляют собой, как отмечает Н.В. Лаврентьева, ""единый корпус" по единству содержания, набору иллюстраций и стилистике исполнения" (с. 104), что уникально "для гетерогенной египетской заупокойной литературы" (там же, прим. 51). Как искусствоведа автора интересует изобразительная структура саркофагов, их художественные колористические характеристики и символика цвета. Н.В. Лаврентьева не только сопоставляет отдельные сходные фрагменты "Книги Двух Путей" из текстов, начертанных в различных ковчегах, но и исследует каждый отдельный саркофаг, содержащий этот памятник, как целостный текстуально-изобразительный комплекс (например, великолепный ковчег Сепи из Каирского музея). Существенно и то, что "Книга Двух Путей" из некрополя Эль-Берше исследуется автором в историко-культурном контексте, с учетом местной планировки гробниц и погребальных камер. Н.В. Лаврентьева отмечает особую связь между стилистикой изображений и используемым типом курсивных и линейных иероглифов, которые свойственны религиозным текстам, содержащимся на поверхности погребального инвентаря. Как образно и точно пишет автор, текст и изображение находятся в определенном пространстве, образуя вокруг покойного "особый мир" (с. 243).

Говоря о саркофагах середины Среднего Царства, Н. В. Лаврентьева отмечает весьма характерную для египетского религиозного и художественного мышления черту: при разнообразии вариантов основных изобразительных мотивов египтянину гораздо важнее было выделить главные смысловые и изобразительные "блоки", чем воспроизводить их в строгой последовательности

стр. 214
(с. 244). То же прослеживается и в Текстах Пирамид, где также не видно этой четкой последовательности в тексте.

Особое внимание в монографии Н.В. Лаврентьевой уделено одной из сложнейших проблем египтологии - проблеме миграции и трансляции религиозного текста, которую автор рассматривает на примере ковчега некоего Нефри из Эль-Берше. Текст на этом ковчеге, близкий по содержанию Текстам Пирамид Пепи II и царицы Нейт, но с картушами гераклеопольского царя Уахкара Ахтоя (IX-X династии), как предполагает Н.В. Лаврентьева, вероятно, был скопирован с папируса или кожаного свитка, который входил в погребальный инвентарь этого царя. Наличие подобной копии позволило бы по-иному взглянуть на проблему соотношения царских и частных заупокойных текстов и поставить вопрос о существовании древних оригиналов, копии с которых могли варьироваться во времени и пространстве и зависели от статуса владельца заупокойного текста и места его погребения. Но эта проблема выходит за рамки исследования Н. В. Лаврентьевой.

"Книга Двух Путей", хотя и сложилась в Гермополе, дала начало широкой изобразительной традиции в древнеегипетской заупокойной литературе. Поэтому автору монографии особенно важно определить место этого памятника в историческом континууме. Так как "Книга" изображалась на стенках погребальных ковчегов, она составляла часть Текстов Ковчегов. Содержащееся в ней описание Дуата с его двенадцатью регионами, по которым ночью плывет Солнце в своей ладье, а также изображения обитателей иного мира легли в основу монументальных иллюстрированных заупокойных композиций фиванских гробниц Нового Царства, таких как "Книга Ам-Дуат", "Книга Врат", "Книга Пещер" и др. Происхождение наиболее ранней из этих "книг", "Книги Ам-Дуат", и поныне остается неясным. Возможное решение этой проблемы Н.В. Лаврентьева не без основания связывает с той ролью, которую играла папирусная графика в передаче и сохранении более древних элементов египетской изобразительной культуры (с. 234-241).

Монография Н.В. Лаврентьевой содержит превосходные цветные и черно-белые иллюстрации, краткий глоссарий, сравнительную таблицу топографии Дуата по "книгам" иного мира ("Книга Мертвых", "Книга Двух Путей", "Книга Ам-Дуат"), а также переводы текстов, которые, по замыслу автора, должны способствовать лучшему пониманию исторической культурной среды.

Эта книга, безусловно, привлечет внимание специалистов искусствоведов, историков и религиеведов, а также всех тех, кто интересуется миросозерцанием древних цивилизаций.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Большаков А.О. Изображение и текст: два языка египетской культуры // Вестник древней истории. 2003. N 4.

Лаврентьева Н.В. Проблема локализации Дуата и ее возможное разрешение // Доiсламський Близький Cxiд: Icmopiя, религiя, культура. Киïв, 2014.

Тураев Б.А. Египетская литература. Т. I. M., 1920.

Чегодаев М.А. Саркофаг Сепи из Египетского музея в Каире и два языка египетской культуры // Петербургские египтологические чтения 2005. СПб., 2006.

Beaux N. La douat dans les Textes des Pyramides // Bulletin de l'Institut Français d'archéologie orientate. T. 94. Le Caire, 1994.

стр. 215

Permanent link to this publication: