М. Наука 1985. 364 с.
Большая часть рецензируемого труда подготовлена сотрудниками сектора древней и средневековой истории Института славяноведения и балканистики АН СССР1 . Единство замысла, пронизывающее всю книгу, обнаруживается уже в постановке проблемы. На первый план выдвинута не история органов государственной власти, традиционно составлявшая основное содержание историко-правовых трудов, а генезис государственности. Соответственно в центре внимания - социальная обусловленность возникновения государства, раскрываемая через исследование процесса классообразования. Единством отмечен и конкретный исследовательский ракурс, избранный всеми авторами, - изучение роли, которую играл в генезисе государственности синтез позднеантичной и "варварской" общественных систем. Поскольку подобный синтез составлял своего рода стержень социального развития у ряда балканских народов изучаемой эпохи2 , композиционное и содержательное выделение этого аспекта придало всему труду необходимую глубину и внутреннюю цельность. В то же время подчеркнутое внимание к данному аспекту требовало четко разграничить разные варианты этнополитического взаимодействия народов и выделить среди них те, которые можно считать формационным синтезом в собственном смысле слова.
Чтобы уяснить, насколько удалось решить эту задачу в рецензируемой книге, рассмотрим, как конкретно охарактеризованы в ней процессы этнополитического взаимодействия народов. Каждая из основных глав монографии посвящена генезису государственности в одной из балканских стран. Последовательность их анализа не случайна. Первыми исследуются Византия и Болгария, в которых иноплеменники-завоеватели (славяне, ославянившиеся протоболгары) имели прямые контакты с восточноримской цивилизацией и ее носителями - многочисленным автохтонным населением завоеванных территорий (см. гл. 2, 3 и 4). Такие контакты обусловливали интенсивный синтез институтов двух обществ, ускорявший развитие и в среде пришлого и в среде романизированного ранне-византийского населения. Для первого это означало ускорение классообразования и становления государственности, для второго - ликвидацию рабовладения и высвобождение "принципиально новых" (по выражению авторов - с. 333) - протофеодальных общественных тенденций (таких, как рост парикии или расширение патронатных отношений). При данном варианте синтеза происходило, таким образом, интенсивное становление раннефеодального уклада, а формировавшееся на базе византийских традиций раннефеодальное государство отли-
1 Авторский коллектив: О. А. Акимова, О. В. Иванова, Г. Г. Литаврин, Е. П. Наумов, М. М. Фрейденберг, А. В. Чернышев; отв. ред. Г. Г. Литаврин; ред. колл. О. В. Иванова (отв. секр.), Е. П. Наумов, Б. Н. Флоря.
2 Удальцова З. В., Гутнова Е. В. Генезис феодализма в странах Европы. М. 1970; Удальцова З. В. Проблемы типологии феодализма в Византии. В кн.: Проблемы социально-экономических формаций. М. 1975; Бромлей Ю. В., Королюк В. Д. Славяне и волохи в великом переселении народов и феодализация Центральной и Юго-Восточной Европы. В кн.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма. Кишинев. 1973; Курбатов Г. Л. К проблеме перехода от античности к феодализму в Византии. В кн.: Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Вып. 3. Л. 1980.
стр. 138
чалосъ сильной центральной властью, бюрократическим государственным аппаратом, преобладанием централизованной (государственной) эксплуатации крестьянства при отсутствии вассально-ленной иерархии.
В Сербии и Хорватии к моменту расселения в них славянских народов восточноримский субстрат был слабым (гл. 5 и 6). Соответственно формы синтеза, о которых говорилось выше, не получили в них сколько-нибудь широкого воплощения. Тем не менее авторы и здесь говорят о "синтезе", отмечая лишь, что он протекал в "архаических формах" (с. 327). Результатом был, в частности, переход значительной массы славян преимущественно к скотоводству в форме пастушества, т. к. именно оно составляло в ряде районов основное занятие автохтонного населения (с. 327 - 328). Консервировались архаические общественные структуры, государственность созревала медленно, власть долгое время оставалась в руках местной родоплеменной знати, преобладала децентрализованная система управления. Все это, подчеркивается в книге, было особенно характерно для Хорватии, Сербия же типологически занимала "срединное положение" между Византией и Болгарией, с одной стороны, и Хорватским государством - с другой (с. 318).
Особенность Далматинского побережья (гл. 7) состоит в том, что, несмотря на славянские завоевания, и в старых, и во вновь основанных городах долгое время - до X в. - абсолютно преобладали потомки римского или местного романизированного населения, и вместо синтеза наблюдался лишь "мирный симбиоз" (с. 259) с окружавшим город сельским славянским населением. Соответственно в политической организации далматинских городов сохранился ряд черт античного домуниципального полиса.
Конкретно-исторический анализ приводит, таким образом, авторов книги к уяснению основных черт политической надстройки в балканских государствах VI - XII вв., к выявлению соответствия между типом синтеза варварских и позднеантичных институтов и типом складывавшейся раннефеодальной государственности, к разработке типологии этой государственности (см. с. 314 - 334). Различия в политической организации разных балканских субрегионов не ставят, на взгляд авторов, под сомнение его типологическое единство. В подтверждение приводятся три признака, характерные для всех балканских раннефеодальных государств (за исключением далматинских городов): во- первых, "опережающее утверждение централизованной (государственной) эксплуатации" и создание на этой основе "уже на начальном этапе своего развития" особых органов "публичной власти в центре и на местах"; во-вторых, использование в качестве главной воинской силы свободного крестьянства, формирующегося в ополчение под контролем общегосударственных органов; в- третьих, подчинение органов провинциального управления непосредственно монарху при отсутствии вассально-ленной иерархии (с. 314 - 315). На наш взгляд, приведенные общие черты (легко сводимые к той, которая названа первой) отсутствовали не только в Далмации; они, как это фактически признается самими авторами, с большим трудом обнаруживаются и в Хорватии, и в Сербии (см. с. 316 - 317). Может быть, продуктивнее было бы говорить не столько об общих чертах в структуре балканских государств VI - XII вв. (их и в самом деле немного - см. с. 315), сколько об отсутствии во всех них некоторых основополагающих особенностей, свойственных западноевропейским государствам, в первую очередь об отсутствии на Балканах частной власти крупных землевладельцев? С точки зрения общеевропейской типологии раннефеодальных государств эта "негативная" общность балканских стран очень важна.
Намечая общее и особенное в генезисе и структуре государственности на Балканах, авторам стоило, вероятно, еще шире, чем они это делают, использовать общеевропейские типологические критерии. Так, общеевропейский угол зрения позволил бы им более глубоко оценить свои наблюдения, касающиеся роли позднеантичного субстрата в судьбах последующего развития балканского региона. Ведь длительные, повторяющиеся волны славянских нашествий VI - VIII вв. не искоренили этот субстрат на балканских землях, точно так же, как не смогли этого сделать германские вторжения III - V вв. в западноримских провинциях. Ход последующего общественно-политического синтеза во многом моделировался здесь, как, например, и во Франкском го-
стр. 139
сударстве, определенными чертами позднеантичной структуры и теми тенденциями ее разложения, которые исподволь созревали в ней еще накануне внешних нашествий.
Все это, конечно, не значит, что авторы не правы, когда подчеркивают дисконтинуитет между античностью и средневековьем. И реализация назревавших в позднеантичном обществе тенденций, и преодоление тупика, угрожавшего этому обществу, стали возможны только благодаря новым импульсам, которые были даны варварскими завоеваниями. Именно поэтому нельзя недооценивать огромную роль славянской колонизации на Балканах, которую авторы справедливо считают ключевым моментом происходившего социального переворота. Следует лишь помнить, что последствия этой колонизации при прочих равных условиях зависели от структурных особенностей завоевываемого общества: различие форм государственности в разных балканских субрегионах служит тому ярким подтверждением. Но существовала и обратная закономерность: синтез новых общественно- политических отношений мог начаться лишь при условии, что позднеантичное общество завоевывалось народом, находившимся на достаточно продвинутой стадии развития. В этом смысле авторы вполне обоснованно констатируют ограниченность "вклада" авар и специфичность влияния протоболгар. По отношению к последним подчеркивается, что славяно-протоболгарский синтез имел незначительное влияние в социально-экономической области (расширение скотоводческих занятий)3 . Зато в военной и административной сферах "вклад протоболгар был весьма важен" (с. 149), ибо "органы центральной власти и формы организации конного (протоболгарского) войска были созданы в соответствии с кочевнической традицией" (с. 331).
В этих последних утверждениях - при всей их конкретной неоспоримости - заметна тенденция, обнаруживающаяся и в ряде других мест книги, понятийно объединить все формы этнополитического взаимодействия между народами в процессе завоеваний. В числе таких форм и заимствование отдельных институтов или навыков, и "симбиоз" народов в смысле их хозяйственного сосуществования и торгового обмена между ними (как в Далмации), и воздействие па отдельные сферы социальной структуры - только социально- экономическую или только политическую, и, наконец, формационное взаимодействие различных общественных систем (см. с. 318 и др.). Между тем под синтезом позднеантичного и варварского обществ на стадии их разложения применительно к Западной Европе обычно подразумевают создание качественно новой феодальной формации в ходе столкновения и дезинтеграции этих обществ. Если, следуя за авторами рецензируемой книги, взять за одни скобки явления синтеза в этом его значении и все иные частные формы этнополитического взаимодействия, пострадает понятийная четкость, возникнет опасность слияния вариантов глубинной общественно-политической перестройки, эквивалентных по значению социальным революциям, с частичными политическими (или экономическими) заимствованиями.
Большей понятийной определенности хотелось бы и в трактовке такого явления, как государственная эксплуатация крестьянства. Авторы исходят из того, что такая эксплуатация в балканских государствах всюду имеет феодальный характер; во всяком случае, возможность иной трактовки практически не оговаривается (исключение - беглое замечание на с. 237), а в заключение "опережающее утверждение централизованной государственной эксплуатации" рассматривается, как мы видели, в качестве первой общей черты всех балканских раннефеодальных государств (с. 314). Между тем авторы сами признают возможность романских истоков централизованной эксплуатации в данном регионе (с. 104 -
3 Попутно авторы утверждают, что "в противоположность протоболгарам" во Франкском государстве "в синтезе общественных структур завоевателей (франков) и завоеванных (галло-римлян) франкские институты и в социально-экономической сфере не только не уступали по значению галло- римским, но и играли ведущую роль" (с. 145). Это утверждение расходится с широко известным тезисом об "уравновешенном" характере синтеза на основной территории Франкского государства (см. Удальцова З. В., Гутнова Е. В. Ук. соч., с. 3 - 4) и прямо противостоит новым материалам о живучести римского наследия в Северной Галлии (см. Бессмертный Ю. Л. Некоторые дискуссионные вопросы генезиса феодализма на территории Франции. В кн.: Средние века. Вып. 47. 1984).
стр. 140
105). Им, конечно, известно, и то, что формально централизованный характер имели и некоторые примитивные виды эксплуатации, зарождавшиеся, в частности, в варварских обществах в период их разложения. Поэтому, на наш взгляд, следовало бы с большей осторожностью подходить к определению социальной природы государственной эксплуатации, имея в виду опасность искусственного "удревления" балканского феодализма и неоправданного причисления некоторых местных раннеклассовых государственных образований к раннефеодальным.
Такого рода опасность связана, на наш взгляд, и с некоторыми упрощениями в трактовке феодализации крестьянства и распространением византийской модели этого процесса - феодализации преимущественно на базе разложения свободной соседской общины - на болгарские, хорватские, сербские и далматинские земли. Нам думается, что в ряде стран Балканского региона со свойственной ему традицией сильной государственной власти феодализация крестьянства "сверху" могла играть большую роль, чем это выглядит в рецензируемой книге. В этом и коренилась, возможно, одна из причин "опережающего утверждения централизованной государственной эксплуатации" крестьян.
В целом, рецензируемая книга - важный шаг на пути дальнейшего познания истоков и судеб славянских государств Балканского полуострова. Вновь вовлеченный в науку документальный материал, интересная методика, ценные наблюдения и выводы обеспечат книге долгую научную жизнь, будут стимулировать дискуссии по ряду исследовательских проблем.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Serbian Digital Library ® All rights reserved.
2014-2024, LIBRARY.RS is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Serbia |