24 - 25 ноября 2014 г. в Институте востоковедения РАН состоялись Рериховские чтения, посвященные теме "Проблемы формирования текста и культуры древней и средневековой Индии и Центральной Азии".
В.В. Вертоградова (ИВ РАН) во вступительном слове отметила, что сотрудник Отдела истории Востока ИВ РАН, известный исследователь эпиграфики и истории Индии и Непала Дмитрий Николаевич Лелюхин (1956 2014) был постоянным докладчиком на Рериховских чтениях. Когда в условиях кризиса 1990-х гг. чтения переживали тяжелые времена, он приложил много сил для их возрождения. В.В. Вертоградова предложила посвятить нынешние чтения памяти Д. Н. Лелюхина. Присутствующие почтили его память минутой молчания.
А.А. Вигасин (ИСАА МГУ) выступил с докладом "Царь, его враг, друг и прочие (по "Артхашастре" Каутильи)", в котором изложил свое прочтение схемы "круга государств" "Артхашастры" в контексте породившей ее культуры. Согласно этой схеме, основными фигурами на политической "игральной доске" были: 1) враг (ari), 2) его противоположность - друг (mitra),
3) мадхьяма (madhyama, букв, "находящийся посередине") - т.е. одновременно и враг, и друг,
4) удасина (udāsīma, букв, "равнодушный, нейтральный") - тот, кто не является ни врагом, ни другом. Такие представления, по мнению докладчика, соответствуют известной тетралемме индийской логики - catuṣkoṭikā, в полной форме встречающейся в "Брахмаджала-сутте" (11.27). Предполагаются четыре варианта ответа на вопрос о существовании "иного мира": либо он есть; либо его нет; либо он есть и в то же время его нет; либо, наконец, нельзя сказать, что он есть или что его нет (athi, nathi, athi ca...nathi ca, nevathi na nathi paro loko). Поэтому схема "круга государств" представляется искусственной и не является результатом анализа конкретных политических ситуаций.
Доклад Н.А. Корнеевой (Москва) "Мантры-заклинания при ритуале приема почетного гостя (atithi)" был посвящен вратьям, т.е. тем, кто не прошел своевременный обряд инициации и не мог участвовать в обрядах дважды рожденных. Грихьясутры, за исключением "Параскара-грихьясутры", не уделяют внимания вратьям. Но при описании приема почетного гостя атитхи в его уста вкладываются весьма агрессивные "мантры", если их можно назвать мантрами. Они не встречаются в ведийских самхитах, и употребление их в текстах не указывает на предпочтение какой-либо ведийской школы. Несоответствие этих мантр контексту приема почетного гостя отмечали Ян Гонда в работе "The Ritual Sutras" (1977) и Д.Н. Кудрявский в диссертации
"Исследования в области древнеиндийских домашних обрядов" (1904). Однако эти мантры могут лучше вписаться в контекст ритуала приема почетного гостя грихьясутр, если допустить, что гостъ-атитхи мог быть вратъем, на что указывает "Лпастамба-дхармасутра", которая под гостем-атитхи, наряду с ачарьей, жрецом, снатакой и др., может подразумевать и вратью. В докладе были рассмотрены мантры "Каушика-сутры", отражающие магические практики, связанные с этим ритуалом, и являющиеся дополнительным свидетельством связи вратьев с "Атхарваведой".
В докладе В.В. Вертоградовой (ИВ РАН) ""Видимое" и "невидимое" в эдиктах Ашоки" была дана новая интерпретация ряда текстов указов, связанных с термином dasane. В основе интерпретации лежит рассмотрение ритуала aṣṭamangala, засвидетельствованного в древних джайнских канонических текстах.
С.В. Кулланда (ИВ РАН) в докладе "Еще раз о скифских варнах" проанализировал письменные источники и этимологию скифских имен собственных, в частности показатели принадлежности к социальным группам, известных благодаря трудам античных авторов. Это явилось дополнительным аргументом в поддержку гипотезы о том, что варны развились из половозрастных групп. Такое происхождение в иранской традиции имеет иерархия мифических братьев, основателей наследственных социальных групп. Вопреки порядку рождения прародителем воинов становится младший брат, т.е. предводитель отрядов молодежи. Докладчик предложил новые этимологии скифских слов, основанные на регулярных фонетических соответствиях между скифским и другими иранскими языками.
Ю.М. Алиханова (ИСАА) в докладе ""Панчатантра" и "Глиняная повозка": к вопросу о городской ветви древнеиндийской литературы" пришла к выводу о необходимости выделения городской ветви в санскритской литературе I-V вв. Право литературы городского круга на автономный статус поддерживается ее многочисленными отличиями от придворной литературы как структурного (тип сюжета, герой, город как среда и место действия, смеховая линия и т.д.), так и идеологического плана. Именно идеологическая направленность является решающим диагностическим показателем при распределении известных текстов по рубрикам "городская" и "придворная литература". Для доказательства этого положения был проведен сравнительный анализ идеологии "Глиняной повозки" Шудраки и "Панчатантры" (на уровне "рамочных" рассказов).
В докладе "О значении терминаpāvai в тамильской культуре" А.М. Дубянский (ИСАА) показал, что в классической тамильской поэзии этот термин часто употребляется во многих значениях. Чаще всего словом павей обозначаются женские фигурки, сделанные из различных материалов. Нередко они имеют культовое значение, представляя некую богиню. В поэзии красота героини иногда сравнивается с красотой павей, и одновременно этот термин обозначает и саму героиню, а также актрису, или певицу, или музыкантшу типа вирали, которая исполняла жреческие функции в обрядах и ритуалах. Докладчик сделал вывод о том, что изначально слово павей обозначало изображение богини (идол), а другие значения появились в результате его семантического расширения. Этот образ и слово использовала средневековая вишнуитская поэтесса Андаль в поэме "Tiruppāvai" ("Священный идол").
А.Г. Гурия (ИСАА) выступила с докладом "Текстуальные схождения сборника "Тируккурал" и сборников сентенций в составе Библии: к постановке вопроса". Она напомнила, что в Южной Индии во времена Тируваллувара (середина 1-го тыс. н.э.) - автора этого произведения, функционировала христианская миссия, основанная апостолом Фомой, и поэт был наверняка знаком с текстами Библии. В докладе была предпринята попытка проследить, насколько велико было библейское влияние и какой характер оно носило. Докладчица проанализировала тексты, сходные по смыслу с библейскими сентенциями, и пришла к выводу, что в большинстве случаев трудно понять, с чем мы имеем дело - влиянием или типологическим сходством, так как в любой культуре есть антиномии "праведник-злодей", "мудрый глупец", "леность-трудолюбие", "бедность богатство". По мнению докладчицы, текст "Тируккурала" испытал христианское влияние, но христианские идеи вошли в него в сильно ассимилированном виде, ровно в той мере, в какой они вписывались в мировоззрение южноиндийского мыслителя-моралиста той эпохи.
В докладе "Особенности структуры песенно-поэтических текстов в традиции кришнаитского бхакти: бхаджаны Миры Баи" С.О. Цветкова (СПб.ГУ) показала, что песенные поэтические тексты - гимновые, дидактические, молитвенные и т.п. песнопения (бхаджаны) - поэтессы Миры Баи (1499 - 1547) имеют примечательное строение. Они отчасти составлены из клише, основное
назначение которых - служить "опорным" материалом при создании стихотворных текстов в импровизационной манере. Клише выступают ритмическими единицами организации текста. Они сходны по синтаксической структуре: представляют собой глагольные сочетания либо предикативные конструкции, которые нередко воспринимаются как фразеологизмы. Наблюдаются фонетический параллелизм, повторы, ритмическая упорядоченность клише. Изначально клише имеют идиоматический характер. Это способствует тому, что по модели известных фразеологизмов выстраиваются неклишированные мотивы и возможные новообразования в песнях Миры Баи. Комбинированный характер текстов песнопений и другие их особенности позволяют говорить о том, что почти каждому аспекту изображаемого в них эмоционального настроя "героини" соответствует своя модель выражения (одна, реже несколько), часто восходящая к фольклорному фразеологизму. Такие модели можно рассматривать как способы словесного кодирования эмоционального состояния, выработанные или принятые традицией, они являются характерной чертой проповеди кришнаитского бхакти, отличающей его от иных проповеднических традиций индийского средневековья.
В.М. Яковлев (Москва) в докладе "Языковая среда и особенности воспроизведения песенного текста (Карелия Япония)" на примере песен "У моря, у синего моря ..." и "Ямщик, не гони лошадей..." показал, какие метаморфозы может претерпевать песенный текст, меняя среду обитания и языковую среду.
С.С. Тавастшерна (СПб.ГУ) в докладе "О некоторых особенностях построения древнеиндийского текста" отметил, что в ранний период до распространения письма и уже после появления письменностей огромное количество текстов создавалось и передавалось в Индии исключительно в устной форме. Во времена, когда уже распространилась практика записи текстов, сохраняются некоторые элементы организации текста, закрепившиеся в традиции с бесписьменных времен, а также развиваются новые техники структурирования текста для лучшего запоминания и сохранения, что говорит об ориентировании на устную передачу (в первую очередь это касается схоластических текстов). Среди особенностей, позволяющих говорить о специфике древнеиндийского текста, в докладе были выделены следующие: 1) детальная разработанность метрики уже со времен Ригведы; 2) метрическая организация текста, например смена стихотворного размера для разделения текста на периоды; 3) наличие вспомогательных текстов, созданных на основе базовых, со сложнейшей системой комбинаторики элементов (слов); 4) использование в прозе формальных элементов для маркирования периодов; 5) "блочные" конструкции в прозе с заменой ключевых элементов; 6) структурная организация текстов с целью предохранения от возможных ошибок; 7) разработка стиля лаконичных мнемонических формул-сутр; 8) создание мнемонических текстов, имеющих несколько прочтений, каждое из которых друг друга поддерживает, предохраняя текст от изменений.
Г.Г. Хмуркин (ИИЕТ им. С.И. Вавилова РАН, МГТУ) в докладе "Особенности индийской математики (по трактату Махавирачарьи "Gaṇitasārasarhgraha" - "Собрание основных положений науки о вычислениях", IX в.)" отметил, что в Индии с середины 1-го тыс. н.э. расцветает "точная наука", представляющая собою смесь математики, астрономии и астрологии. Примерно в IX в. происходит выделение математики в самостоятельное направление. Именно к этому времени относится трактат Махавирачарьи, который является первой в истории индийской мысли работой, посвященной исключительно математике. Основываясь на материале трактата, докладчик рассмотрел особенности средневековой индийской математики: 1) стихотворное построение текста; 2) предельная лаконичность формулировок математических правил, породившая обширную комментаторскую традицию; 3) отсутствие доказательств (до середины 2-го тыс.); 4) использование нумерационных систем с основанием 10; 5) богатая синонимия и омонимия математической лексики.
Е.В. Тюлина (ИВ РАН) в докладе "Принципы классификаций и организации материала в текстах по архитектуре (васшувидье) в пуранах" выделила самые важные, с ее точки зрения, схемы и матрицы, использовавшиеся в данных текстах для описаний и объяснений разных явлений (устройства участка для строительства; классификаций материалов, зданий, растений; описаний веществ для подношений; флагов и штандартов; водоемов; устройства города и т.д.). По ее мнению, все схемы сводятся к трем основным: 1) описанию согласно расположению по сторонам света; 2) описанию согласно антропоморфному образу, когда объекты соотносятся с различными органами человека; 3) описанию согласно схеме первичного творения, т.е. соединения трех гун (саттвы, раджаса и тамаса) и пяти элементов - таттв (пространства, ветра, огня, воды, земли). Все схемы могут использоваться в сильно редуцированном и в развернутом
виде. Так, согласно антропоморфному образу, вертикальные объекты (храм, статуя, лингам, колона, штандарт и т.д.) могут описываться кратко (что соотносится со стопами, пупом и головой). Однако есть и очень подробные описания, например - описание статуи, где на нескольких страницах перечисляются измерения различных ее частей, вплоть до фаланг пальцев. Часто упомянутые схемы накладываются друг на друга и преобразуются, как, например, в "Агнипуране" в известных описаниях антропоморфного образа храма (глава 61) и устройства города (глава 106).
К.П. Шрестха (ИВ РАН) в докладе "Культ Индры в фольклоре и религиозной традиции Непала" рассказал об истории формирования этого культа, его традициях и формах его бытования в современном Непале.
Ю.С. Атманова (МГУ) в докладе "Концепция "подобия" в могольской портретной живописи" показала, что среди всех школ восточной миниатюрной живописи могольским художникам удалось наиболее близко подойти к основам западноевропейского портретного изображения, сохраняя вместе с тем традиции и оставаясь формально в рамках мусульманской художественной доктрины. Используемый в отношении портретного изображения термин "подобие" (шабих), который принято переводить как "портрет", позволял живописцу обосновать предел своих творческих возможностей и не претендовать на функцию, присущую исключительно Творцу (Аллаху). Миниатюрист мог лишь подражать Творцу, воспроизводя некое подобие, в сущностном отношении представляющее собой неодухотворенную форму. В то же время концепция могольского "подобия" подразумевала сходство с моделью. Об этом, в частности, свидетельствуют оставленные могольскими падишахами на миниатюрах надписи, оценивающие портрет - "хороший", "похож", "очень похож". Стремление к правдоподобию инициировало новый метод работы художников, а именно писать с натуры. Художественная правда заключалась в органическом соединении реалистического правдоподобия с идеализирующей типизацией.
Е.Д. Огнева (ИВ НАН Украины) на протяжении нескольких лет занимается изучением и описанием танок, входящих в собрание Ю.Н. Рериха. В докладе "Опыт прочтения тибетской танки ("Зеленая Тара" из собрания Кабинета Ю.Н. Рериха, ИВ РАН)" она предложила одну из интерпретаций данной танки. Ею были установлены исторические персонажи, изображенные на танке: Цултримринчен Шучен (1697 - 1774) и, возможно, Кунгатринлегйацхо - четырнадцатый владетель и седьмой дхармараджа Дерге (? - 1751; годы правления 1738 - 1751) или Кунгагйацхо (даты жизни и смерти неизвестны). Цветовое решение, главные персонажи позволяют соотнести появление танки с датами смерти представленных персонажей, что можно считать временем создания данной композиции. Точнее можно будет утверждать, если среди матриц для оттисков (паров) в составе собрания Печатного Двора Дерге удастся отыскать пар именно этого изображения. Локализуется место создания оттиска - Печатный Двор Дерге, место создания танки -Восточный Тибет.
В.В. Деменова (Ур.ФУ, Екатеринбург) в докладе "Истоки формирования коллекций буддийского искусства на Урале" рассказала о составе и истории коллекций в Ирбитс, Екатеринбурге и Челябинске, сопроводив свое сообщение богатым иллюстративным материалом. Д.Н. Воробьева (ГИИ) выступила с докладом "Висмая-хаста как жест пения в древнеиндийской иконографии". Известен запрет на изображение персонажей с открытым ртом, небесные музыканты, во множестве представленные в рельефах храмов, не могли быть представлены поющими. А ведь именно своим пением они были призваны восхвалять деяния божеств. Следовательно, оставалась лишь возможность передачи через жест. Исследования фигур полубожественных музыкантов (гандхарв, апсар, киннар и ганов) в рельефах храмов привели к заключению, что жестом пения стала так называемая висмая-хаста, при которой рука поднята вверх, согнута в локте и обращена кистью к объекту почитания.
В докладе "Эпизод рождения Бодхисаттвы в ранних китайских переводах сутр. К истории развития сюжета" Н.В. Александрова (РГГУ) рассмотрела эпизод рождения будущего Будды как один из узловых моментов, играющих конструктивную роль и в построении буддийского агиографического текста, и в изобразительной традиции, и в создании паломнической географии. В текстовой традиции данный эпизод имеет вариации, и рассмотрение ранних версий биографии Будды дает возможность проследить эволюцию этого фрагмента буддийского предания. Интересный материал содержится в ранних китайских переводах несохранившихся индийских сутр: Кан Мэн-сян "Сутра о начале деяний" (рубеж II - III вв.) и Чжи-цянь "Рассказанная Буддой сутра о благом появлении царевича" (первая половина III в.). По мнению докладчицы, в них, по срав-
нению с более поздними биографиями, наблюдается иная компоновка отдельных составляющих этого сюжета.
А.А. Мехакян (Ереван) в докладе "Звуки и буквы санскрита (Ā li-Kāli) в Калачакра-тантрe" рассмотрел вопрос о том, каким образом санскритский алфавит составляет основу символической системы Калачакра-тантры. В этих символических построениях встречаются гласные и согласные звуки в различных сочетаниях и комбинациях. Звуки и буквы санскрита играют важную роль во всех трех разделах Калачакра-тантры. Это было продемонстрировано на основе анализа символизма десятичленной звуко-цветовой / фоно-хроматической монограммы Калачакры (санскр. daśākāro vaśī; тиб. rnam bcu dbang ldan). Докладчик отметил, что в духовных практиках буддизма ваджраяны в целом и в Калачакре в частности центральное место отводится трем основным религиозно-практическим методам: визуализации, рецитации священных формул (мантр) и священным жестам (мудрам). Звуки и буквы санскрита используются в двух из трех вышеупомянутых основных методах, а именно в практиках созерцания (различные визуализации и медитации) и в рецитациях священных формул (мантр). Звуки и их выражающие буквы не только рецитируются, но и созерцаются наряду с различными божествами.
А.В. Ложкина (МГУ) в докладе "Концепция пудгала в раннем буддизме" рассмотрела понятие пудгала, важное не только для некоторых школ раннего буддизма, но и для понимания развития индийской философии в целом. Понятие пудгала было теоретически разработано в раннебуддийских школах самматия и ватсипутрия, образовавших затем направление пудгалавада ("учение о пудгале"). Сведения о школах пудгалавады можно почерпнуть в цейлонских хрониках, эпиграфике, записках китайских путешественников, особенно Сюань-цзана. Источники сходятся в том, что самматия отделилась от тхеравады в результате дискуссий об абхидхамме на рубеже нашей эры. Можно утверждать, что пудгалавада была не менее влиятельной, чем тхеравада, а в дальнейшем и махасангхика. О философских взглядах пудгалавадинов мы узнаем из переводов их текстов на китайский язык, а также из "Абхидхамма-питаки" палийского канона тхеравады - из "Катхаваттху" - "Предметов обсуждения". Текст "Катхаваттху" переводился на английский язык в начале XX в. Т. Рис-Дэвидсом. На русский язык переводов нет. Первая глава "Катхаваттху" посвящена целиком пудгале и построена на беседе тхеравадина и пудгалавадина. Согласно пудгалаваде, понятие пудгала нельзя определить однозначно, например, сказать тождественно ли оно скандхам или отлично от них, обусловлено ими или не обусловлено. Пудгала относится к категории авачья - невыразимого. Пудгала тот, кто познает, получает плоды деяний, перерождается, достигает нирваны. Пудгала - принцип организации, структурное единство, организующее начало душевной жизни. Возможные переводы этого термина: "я", "душа", "самость", "персона", "индивидуальность", "личность", "сущность". Докладчица предлагает еще один вариант перевода "источник внимания". С ее точки зрения, понятие пудгала необходимо детально разъяснять и лучше оставлять без перевода.
Е.С. Юдицкая (МГУ) в докладе "Понятие адбхута в древнеиндийской культуре" проанализировала понятие адбхута (adbhuta - "нечто удивительное", "таинственное"), важное для индийской культуры, но практически не исследованное учеными. Слово адбхута встречается в ведах в качестве положительного эпитета богов. Интересно, что в брахманах засвидетельствовано и явно негативное значение слова. В поздних слоях ведийской литературы адбхута становится техническим термином дивинации со значением omina / portenta (предзнаменование). Ряд текстов, одни из которых составлены в прозе, другие имеют метрическую форму, целиком посвящен адбхутам (adbhutāni). Тексты определяют и классифицируют адбхуты, приписывают им связь с определенными божествами. Дурным адбхутам назначаются шанти (искупительные ритуалы для предотвращения зла или несчастья). В качестве дурного предзнаменования адбхута часто фигурирует в эпосе. В палийском каноне слово наделяется новым смыслом. Палийское adbhuta приобретает значение "чудо" и является собирательным термином для передачи прекрасных и удивительных деяний Будды, а также феноменальных событий его биографии. Открытым остается вопрос о происхождении адбхута-расы, имеющей в своей основе удивление. Адбхута-раса - важный элемент древнеиндийской эстетики, о чем свидетельствует требование ее наличия в последнем акте натаки (NŚ 20.46), т.е. пьеса должна иметь неожиданный конец.
Доклад Е.Г. Вырщикова (ИВ РАН) "Локаята и локаятики в палийском каноне" был посвящен школе локаята, пережившей расцвет в древности, а в раннее средневековье пришедшей в упадок и не пользовавшейся авторитетом. До нас не дошли тексты, которые можно было бы отождествлять с древней локаятой (подобно другим, рано сошедшим со сцены школам, например адживикам). Поэтому особенно ценны сведения о локаятиках, имеющиеся в сутрах
"Дигха-никайи" палийского канона. Из диалогов буддистов с локаятиками мы узнаем мнения последних по тем или иным вопросам и имена авторитетных наставников, но главное в "Дигха-никае" - список дисциплин, составляющих канон школы локаята. Этот список позволяет утверждать, что локаятики не были древними материалистами, как это принято считать: список возглавляют "три веды", далее перечисляются сопряженные с ними "видьи" ("знания"), причем с небольшими разночтениями - в том же порядке, что и в "Артхашастре". Далее содержится указание на социальную группу, среди которой бытует эта школа, - это брахманы-гахапатики. Локаятики воинственные ревнители "дхармы четырех варн" с неумеренными претензиями на власть и единоличный авторитет брахманов. Многие косвенные признаки сближают их учение с "Артхашастрой". Не исключено, что в древности локаятики - именно та среда, из которой рекрутировались аматьи, составлявшие, по данным палийского канона, отдельное сословие. Все это позволяет, по крайней мере, сомневаться в реальной принадлежности локаяты к настике, на чем настаивали средневековые авторы.
А.К. Васильев (МГУ) в докладе ""Бардо Тодол ("Тибетская книга мертвых"): проблемы интерпретации и перевода" выделил два класса проблем. Первый вызван отсутствием единого канонического текста. В распоряжении докладчика находились четыре варианта тибетского текста, которые можно предположительно свести к двум редакциям. Различия между редакциями преимущественно имеют грамматический и лексический характер, однако в некоторых случаях затрагивают смысл текста, что может вести к противоположным трактовкам. Второй класс проблем возникает из возможности интерпретации многих терминов и выражений как в рамках общего воззрения тибетского буддизма, так и с точки зрения учения Дзогчен.
В докладе "Климат Центральной Азии в древности и средние века: отражение в источниках" Ю.И. Дробышев (ИВ РАН) рассмотрел специфику центральноазиатского климата сквозь призму исторических сочинений, относящихся главным образом к периоду Монгольской империи. В первой половине XIII в. посетившие Монголию дипломатические миссии составили записки о своих путешествиях, где есть и информация о монгольском климате. Данные о климате Центральной Азии представляют особый интерес, так как, по мнению некоторых ученых, с климатом связана причина стремительного усиления монголов и успехов их захватнических войн. Однако докладчик на основании сообщений Ли Чжи-чана, Чжан Дэ-хоя, китайских дипломатов Пэн Да-я и Сюй Тина, европейских послов и миссионеров Плано Карпини, Рубрука, Ц. де Бридиа, персидского историка Рашид ад-Дина предположил, что в первой половине XIII в. в Центральной Азии происходило похолодание и климатические процессы приобрели нестабильность. Докладчик пришел к выводу, что имеющиеся сведения не позволяют обоснованно судить о климатической подоплеке возникновения Монгольской империи. Процесс политогенеза имел гораздо более сложный характер, обусловленный социальными, а не природными факторами.
В.В. Тишин (ИВ РАН) в докладе "О соотношении этнической и социальной истории кочевнических народов: к истории вопроса" рассмотрел различные концепции и толкования этнических и социальных аспектов истории кочевнических народов Центральной и Средней Азии в отечественной и западноевропейской историографии.
На чтениях выступили Д.И. Жутаев (ИВ РАН) с докладом "Малая "Сукхавативьюха-сутра" и текстовый универсум махасангхиков" и С.Ч. Офертас (ИВ РАН) с докладом "Как свалить победителя (опровержение Утпаладевой буддиста-пурвапакшина)".
На заключительном заседании были прочитаны доклады, посвященные жизни и деятельности Ю.Н. Рериха и членов его семьи. А.Н. Хохлов (ИВ РАН) на основе архивных материалов в докладе "Контакты Г. Д. Гребенщикова с Рерихами" рассказал об общении с Рерихами этого известного русского писателя, журналиста и общественного деятеля. Доклад А.М. Шустовой (ИВ РАН) был посвящен работе Ю.Н. Рериха "Звериный стиль у кочевников Северного Тибета", вышедшей в 1930 г. в Праге, а также его исследованиям во время центральноазиатской экспедиции.
В целом тематический, территориальный и хронологический охват докладов, заслушанных на чтениях, оказался обширным. Большинство докладов продолжают направления исследований Ю. Н. Рериха и так или иначе связаны с изучением культур и истории регионов Востока, находившихся в поле его интересов.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
Editorial Contacts | |
About · News · For Advertisers |
Serbian Digital Library ® All rights reserved.
2014-2024, LIBRARY.RS is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Serbia |