Сб. статей. Отв. ред. В.П. Николаев.

Владивосток: Изд. дом Дальневосточного федерального университета, 2013. 186 с.

Жителям арктического побережья известен феномен "всплывающих островов" когда в результате не изученных до конца процессов в морс возникают небольшие участки земли, казалось бы, навек размытые волнами и исчезнувшие несколькими десятилетиями ранее. Нечто подобное произошло и с российским зарубежьем, или русским рассеянием. Изгнанное из нашей страны за "железный занавес" не только историческими катаклизмами, но и советской цензурой и псевдонаучными фальсификациями, оно в 1990-е гг. неожиданно вернулось к нам. В первую очередь в виде беллетристики и особенно поэзии. Так, благодаря замечательной четырехтомной публикации Е.В. Витковского и Г.И. Мосешвили российский читатель узнал порядка 150 новых поэтических имен тех, кто волею судеб оказался за рубежом, но сохранил свое лирическое "я" именно в русской культурной среде. Мы же, увидев "Россию, которую мы потеряли", смогли лишний раз осознать ущерб, нанесенный нашей культуре революцией 1917 г.

Аналогичным образом обрела живой голос и история русского зарубежья. В наш дискурс влилось огромное количество воспоминаний, записок, размышлений и иных образцов мемуаристики. Перечень монографических публикаций такого рода исчисляется сотнями, а если брать малый жанр журнальные публикации, то счет, наверное, пойдет на тысячи. История русского зарубежья заговорила множеством голосов: монархистов и республиканцев, державников и сепаратистов, аристократов и крестьян, сотрудников охранного отделения и революционеров, казаков и иногородних... Однако эта палитра разнообразных мнений, в совокупности своей неся читателям полноту исторического прошлого, не только ввела в контекст множество неизвестных или малоизвестных фактов из жизни наших соотечественников в изгнании, но и актуализировала их чаяния, несбывшиеся надежды и заблуждения, что в нынешних условиях усугубило сумятицу оценок и мнений относительно происшедшего со страной в XX в. И это лишний раз указывает на необходимость дальнейшего научного анализа, осмысления и интерпретации всего массива фактов, касающихся русской диаспоры.

Как бы то ни было, смена парадигмы в отношении соотечественников от "праведного" советского негативизма к "предателям Родины" до нынешнего заигрывания с представителями диаспор дальнего зарубежья и создания специальных околоправительственных организаций по распространению русского языка и культуры в ближнем зарубежье - обернулась повышенным интересом к истории русской эмиграции. Для изучения ее сделано уже немало. Достаточно вспомнить, например, выход в свет в начале 2000-х гг. научно-популярного цикла монографий под общим грифом "Русские за границей" (издательство "Вече"). Но даже столь объемная публикация не исчерпывает тему русской диаспоры. Особенно, если речь идет о ее "восточном" ответвлении: его изученность пока несопоставима с исследованиями по западной части рассеяния, осевшей в Берлине, Париже, Белграде или Праге.

Рецензируемый сборник, не претендуя на восполнение указанной лакуны, в известной мере дополняет наши знания о русских эмигрантах, нашедших убежище в странах Востока. В основе его материалы международных научных конференций, проводившихся в 2010-2012 гг. в Институте востоковедения РАН. В их работе принимали участие как исследователи из российских научных учреждений (ИВ РАН, ИСАА МГУ, РГГУ, университетов Уфы, Казани, Иркутска и других городов), так и зарубежные коллеги из Японии, Австралии, Новой Зеландии и Малайзии. Частыми гостями были представители различных государственных и общественных организаций: Федерального агентства по делам СНГ, Фонда "Русский мир", Дома русского зарубежья им. А.И. Солженицына, посольских и государственных служб РФ, а также сотрудники иностранных представительств, аккредитованных в Москве.

Все это позволило охватить широкий круг проблем, связанных с историей российской эмиграции и современным положением русских общин в Марокко, Египте, Шри-Ланке, Монголии, Китае (причем не только Харбине), Японии, Австралии, Новой Зеландии и даже государствах Океании. Естественно, такой географический охват отчасти выборонен. Но это не снижает содержательной ценности большинства статей сборника, написанных на основе российских и зарубежных архивных материалов, публикаций, малодоступных рядовому читателю, таких,

например, как довоенная русскоязычная пресса в Китае. Тем самым в научный оборот вводятся новые данные о судьбах целых групп бывших россиян, сыгравших порой весьма значимую роль в истории тех стран, куда занесла их нелегкая судьба. В этой связи хотелось бы особо отметить статьи П.Л. Лапина, Л.П. Черниковой и Е.Н. Наземцевой о русских в Китае, В.В. Белякова о жизни россиян в Египте, А.В. Антошина о деятельности Народно-трудового союза в Австралии в 1950-х гг. Читателю будут интересны и сообщения Т.Н. Загородниковой о жизни русской колонии на о. Цейлон в 1898-1914 гг. и Л.А. Ивановой о русских на Вануату в XX в. Они наглядно показывают, как далеко забрасывала судьба россиян, сколь активно они проявили себя в абсолютно новых и культурологически далеких (если не сказать чуждых) им условиях и как трудно было им не отрываться от своих духовных корней.

Параллельно хотелось бы указать на один важный положительный момент методологического плана. Авторы сборника, изучая русские диаспоры от Магриба до Южно-Тихоокеанского региона, не пытаются искусственно связать их в мифический "русский мир". Что разумно по многим причинам. Прежде всего эта категория вследствие своей крайней расплывчатости в лучшем случае представляет собой некий "понятийный контейнер", который каждый наполняет собственным содержанием. Прямая аналогия тут - слово "расизм", применение которого в качестве аналитической категории требует слишком многих допущений и ограничений (см.: [Осипов, 2010]). В худшем случае указанное словосочетание выступает как мем, посредством которого можно индоктринировать в сознание аудитории заданные стереотипы. Например, подменить представления о трагедии вынужденного рассеяния русских странным, как минимум, клише о позитивных последствиях и выгодах такой ситуации, ибо "далеко не всем государствам и народам удается породить феномен глобального масштаба... трансгосударственного и трансконтинентального сообщества, объединенного своей причастностью к определенному государству" [Тишков].

Спорить со столь изощренным и меркантильным практицизмом на академическом уровне бесполезно, поэтому ограничусь констатацией следующего факта. Сами представители русской диаспоры свой мир называли "потонувшим", а себя - "обломками потонувшего мира" [Воронович, 2001, с. 3]. Сравнение выстраданное и очень меткое. Из этих-то обломков складывались эмигрантские общины, которые вырабатывали свои стратегии взаимодействия с обществом и властью стран, приютивших их. Как показала история русского рассеяния, на обыденном уровне мир его представителей обычно ограничивался местным сообществом, как правило раздираемым вывезенными из России противоречиями политического характера. По мере старения эмигрантов эти конфликты могли затухать, но община становилась от этого даже более замкнутой, закрытой в культурологическом смысле, например, для русских представителей другой волны эмиграции. Эту локальность "русского мира", а точнее - русских "миров" Германии, Франции и США, очень скрупулезно описал в своих мемуарах секретарь И.А. Бунина профессиональный журналист и редактор эмигрантской газеты "Новое русское слово" Андрей Седых [Седых, 2003].

Что касается связи членов русской диаспоры с Отечеством, то, исключая тех, кто пошел на прямое сотрудничество с Советской властью, она была сугубо духовной. Иного и быть не могло, ибо СССР весьма подозрительно, а в отдельные периоды негативно, относился к идее массовой репатриации "политически неблагонадежных лиц" (см.: [Симонова, 2009]). Да и доходившая через "железный занавес" информация делала для большинства русских эмигрантов путь назад смертельно опасным. Так что Россия, которую они потеряли, постепенно становилась для них "Беловодьем" - землей, в которую попасть практически невозможно, и одновременно неким зыбким образом желанного порядка вещей [Мальцев]. Естественно, ситуация ныне иная, но, как показывает практика, то, что современный российский официоз именует "русским миром", можно отнести разве что к русским из "ближнего зарубежья". В зарубежье дальнем сменилось слишком много поколений, и людей, осознающих себя русскими, в действительности осталось очень мало. Что касается потомков старой эмиграции, а говоря шире, волн эмиграции советского периода, то они в лучшем случае просто помнят о своих корнях, но и этот факт для них вследствие ассимиляции или успешной адаптации к новой среде может быть малозначимым. Это и было отмечено многими авторами сборника¹.

¹ Если брать эмиграцию постсоветского времени, то ее представители не обнаруживают, по крайней мерс пока, тенденцию к формированию диаспор, если, конечно, использовать данное понятие научно, то есть видеть в таковых "живущие за пределами своей исторической родины... устойчивые совокупности людей единого этнического корня", создающие социальные институты для поддержания и развития своего культурно-языкового своеобразия [Социология, 2003].

Далее, заслуживает лестной оценки то внимание, которое авторы сборника уделили изучению духовной и религиозной жизни российских диаспор на Востоке. Это статьи уже упоминавшегося В.В. Белякова о русской православной церкви в Египте и Е.В. Рудниковой о переселении в Новую Зеландию старообрядцев, а также Н.С. Скоробогатых о судьбах представителей этой деноминации в Австралии. Причем вновь целесообразно выделить взвешенный подход к такой деликатной теме. Так, увы, сложилось, что русская церковность как особая социально-культурная реальность, постоянно присутствуя в публичном пространстве, так и не стала предметом серьезного академического осмысления. Все дискуссии на эту тему, как правило, идут в рамках унаследованного от века Просвещения идейного конфликта "клерикализм - секуляризм" и оборачиваются попытками либо закрепить за церковью маргинальное положение в современном российском социуме, либо, наоборот, сделать из нее некую его "духовную скрепу". В таком контексте важно подчеркнуть, что материалы сборника демонстрируют исключительно историкокультурологический анализ проблемы: церковь как институт и присущая ей духовность стали для оторванных от родины русских диаспор основой сохранения их этнокультурной самобытности в условиях естественного доминирования культур стран, где наши соотечественники нашли убежище. Поэтому приходится лишь пожалеть, что еще один материал Н.С. Скоробогатых заметка о выдающемся современном деятеле Русской православной церкви за рубежом и одновременно преподавателе университета Мельбурна о. Михаиле Протопопове предельно лаконичен.

Если говорить о недостатках сборника, то наверное, самый бросающийся в глаза его недочет структурная неоднородность. В книге с перечисленными и другими серьезными фундированными и пространными текстами соседствуют материалы явно тезисного характера (упоминавшаяся заметка Н.С. Скоробогатых, тезисы А.Я. Массова об эволюции восприятия России и русских в среде австралийцев на рубеже XX XXI вв., А.А. Кириченко об эмиграции в Японию и др.). Сборник, несомненно, выиграл бы, если эти сюжеты были бы раскрыты более полно.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Воронович Н.В. Потонувший мир. Очерки прошедшего: 1891-1920. М.: Восниздат, 2001.

Мальцев А.И. Беловодье // Православная энциклопедия (http://www.pravcnc.ru/text/77924.html).

Осипов А.Г. Можно ли использовать понятие "расизм" в качестве аналитической категории? // Общественные науки и современность. 2010. № 2.

Седых А. Далекие, близкие. Воспоминания. М.: Захаров, 2003.

Симонова Т. Возвращенцы // Родина. 2009. № 4.

Социология. Энциклопедия/ Сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абушснко, Г.М. Евслькин, Г.Н.Соколова, О.В. Терещенко. 2003 (http://voluntary.ru/dictionary/568/word/diaspora).

Тишков В.А. Русский язык и русскоязычное население в странах СНГ и Балтии (http://valcrytishkov.ru/ cntnt/publikacii3/publikacii/russkij_yazyk_i_russkoyazychnoc_nasclcnic_v_stranah_sng_i_baltii.html).

Permanent link to this publication: