При всем многообразии проблем и противоречий, исторически присущих балканскому региону, пожалуй, именно в албанском вопросе нагляднее всего воплотились те стремительные и противоречивые процессы, которые происходили и сегодня продолжают происходить на Балканах. Откуда, кстати, вести его, так сказать, "родословную"; когда впервые показались ростки тех его особенностей и компонентов - как внутрибалканских, так и общеевропейских - которые столь зримо заявили о себе в 1912 - 1914 гг.? Пожалуй, первым фактом, нашедшим отражение в дипломатических документах, когда албанскому вопросу в начале XX в. было придано ясное международное звучание - причем по инициативе Сербии - стали события сентября 1907 г. В Македонии вовсю хозяйничали болгарские, греческие и сербские то ли четы, то ли банды. В воздухе явственно ощущался запах возможной очередной сербо-болгарской войны, причем Белград в этом конфликте вполне могли поддержать не только Греция, но и Османская империя. В европейских столицах всерьез обсуждался вопрос о возможности заключения между Белградом и Константинополем (Стамбулом) совместной военной конвенции, направленной против Болгарии, к которой могли присоединиться Афины. Невероятная комбинация с точки зрения событий, разыгравшихся пять лет спустя - осенью 1912 г.!

Зачастую принято считать, что вплоть до аннексионного кризиса 1908 - 1909 гг. великие державы не уделяли значительного внимания Балканам. Однако именно Франция приняла в начале 1907 г. самое деятельное участие в организации антиболгарского балканского блока.

Опасаясь возможного столкновения с Болгарией, султан через турецкого посла в Париже Мюнир-пашу решил привлечь к балканским делам Францию. И по указанию французского министра иностранных дел С. Пишона Мюнир-паша провел соответствующие переговоры в Белграде и Бухаресте.

14 января 1907 г. в Константинополе была получена телеграмма от турецкого поверенного в делах в Париже Наби-бея, в которой отмечалось, что глава французского внешнеполитического ведомства "как нельзя более доволен тем, что сделанное им Мюнир-паше заявление относительно грозных последствий, которые может повлечь за собой настоящее положение дел на Балканском по-

Искендеров Петр Ахмедович - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

стр. 3

луострове, было принято в соображение. Напомнив о своих предыдущих советах, министр иностранных дел заявил, что, по его мнению, побудить Болгарию терпеливо выжидать осуществления предпринятых в Македонии реформ возможно лишь в том случае, если удастся отнять у нее всякую надежду на содействие других балканских государств". При этом Пишон прямо заявил Наби-бею, что он "всеми зависящими от него средствами готов содействовать Турции в видах осуществления этой комбинации" [1. Д. 515. Л. 10].

И уже на следующий день в Париж из Константинополя полетела восторженная телеграмма, в которой сообщалось, что "возложенная на Мюнир-пашу миссия увенчалась полным успехом в Белграде. Черногория равным образом вошла в комбинацию и, по-видимому, одна Румыния склонна занять враждебное положение". Далее в телеграмме подчеркивалось, что "мы вновь благодарим французского министра иностранных дел, как за сведения сообщенные им Мюнир-паше и за внушенную (курсив мой. - П. И.) ему комбинацию, так и за косвенное содействие, оказанное им осуществлению этой комбинации, насколько она касается Сербии" [1. Д. 515. Л. 10].

Тем временем Франция продолжала наращивать активность в деле сколачивания столько своеобразно понимаемого ею балканского союза. 18, 23 и 25 января турецкий поверенный в делах в Париже направил в Константинополь три телеграммы, касающиеся рассматриваемого вопроса и последовательно содержавшие следующую информацию:

"1) Г. Пишон обещал Наби-бею передать румынскому правительству надлежащие советы через прибывших в Париж для переговоров о торговом трактате румынских делегатов.

2) Г. Пишон передал означенные советы румынским делегатам, которые не ожидали этого сообщения и не имели возможности что-либо ответить. Вследствие этого французский министр иностранных дел заявил Наби-бею, что при условии прекращения деятельности греческих банд, для Порты было бы выгодно обеспечить себе содействие Греции. Из этого Наби-бей выводит заключение, что объяснение Г. Пишона с румынскими делегатами произвело на него не особенно благоприятное впечатление, и

3) Г. Пишон сообщил Наби-бею, что Румыния затрудняется присоединиться к комбинации, в которую уже вошли Сербия и Черногория. В виду этого французский министр иностранных дел находит, что со стороны Порты было бы не политично слишком настаивать в Бухаресте.

Принимая в соображение невозможность вовлечь одновременно как Румынию, так и Грецию в комбинацию, о которой идет речь, Г. Пишон полагает, что включение в эту комбинацию Греции было бы весьма выгодно, как с политической, так и с военной точки зрения. В таком случае исчезло бы нерасположение, которое Черногория питает против Греции, и три балканские государства образовали бы группу, между членами которой не существовало бы ни соперничества, ни недоверия, чего едва ли было бы возможно достигнуть, если бы в предполагаемой комбинации место Греции заступила Румыния. В заключение Г. Пишон сообщил Наби-бею, что взгляд этот разделяется Г. Клемансо (премьер-министром Франции. - П. И), сочувствие коего к Греции хорошо известно" [1. Д. 515. Л. 10 - 11].

Действительно, французская дипломатия развернула нешуточную активность в Афинах. Здешний французский дипломатический представитель откровенно дал понять своему турецкому коллеге, что он "придает серьезное значе-

стр. 4

ние желанию Греции войти в соглашение с Портой". Сообщившему об этом 27 января 1907 г. в Константинополь турецкому дипломату, в свою очередь, поручалось "разузнать, существует ли ныне между Грецией и Сербией обмен мыслей в виду положения, которое Болгария приготовляется создать в Македонии, а также доносить нам (турецкому руководству. - П. И.) обо всех заявлениях и намеках, которые будут Вам сделаны представителем Франции" [1. Д. 515. Л. 11].

Неудивительно, что подобная активность, да еще в одностороннем плане поддерживаемая Францией, была с настороженностью встречена в Санкт-Петербурге. Свое нелицеприятное мнение высказал, в частности, российский дипломатический представитель в Османской империи Зиновьев. "Непосредственное вмешательство в балканские дела помимо нас, - указывал он в весьма секретной депеше, отправленной из Перы 2 февраля 1907 г., - составляет, насколько мне известно, отступление от давно усвоенных парижским кабинетом приемов. Если бы Г. Пишон лучше знал Турцию и Балканский полуостров, то как мне кажется, он понял бы, что игра в сближение шатких балканских государств весьма рискованна и что во всяком случае, она неизбежно вызовет противодействие Австрии" [1. Д. 515. Л. 11]. Со своей стороны, министр иностранных дел России А. П. Извольский направил 14 февраля 1907 г. весьма секретное сообщение российским представителям в Софии, Белграде, Цетинье, Бухаресте и Афинах, в котором следующим образом подытожил всю вышеизложенную информацию: "Данные, уже имеющиеся в министерстве иностранных дел, приводят к заключению о том, что Турция, на случай предполагаемого ею столкновения с Болгарией, стремится изолировать последнюю, обеспечив себе сочувствие Греции, Румынии, Сербии и Черногории... упомянутое выше стремление Турции, по-видимому, принимает ныне уже вполне конкретную форму соглашений с балканскими государствами, и что в этом деле Турция встречает поддержку со стороны Франции" [1. Д. 515. Л. 13].

В качестве способа успокоить страсти великие державы, и, прежде всего, особо заинтересованные в балканских делах Россия и Австро-Венгрия решили представить сербскому правительству разъяснение третьего пункта российско-австрийского Мюрцштегского соглашения о проведении реформ в Македонии от 1904 г. Соответствующее разъяснение было передано министру иностранных дел Сербии Н. Пашичу Сергеевым и графом Форгачем 30 сентября 1907 г. Позднее этот шаг поддержали посланники Франции, Италии и Англии, а также поверенный в делах Германии [1. Д. 514. Л. 55].

Реакция официального Белграда оказалась весьма взвешенной. И, пожалуй, наиболее показательным среди положений ответной сербской ноты, перечисленных Н. Пашичем российскому дипломатическому представителю в Белграде Сергееву, стал пункт, в котором совершенно обоснованно говорилось о том, что великие державы, взявшие на себя ответственность за урегулирование обстановки в одной части Османской империи, не должны упускать из виду другой ее кризисный район - а именно, Старую Сербию. Как указывал Пашич, запланированные македонские реформы должны быть распространены на все вилайеты, до сих пор находившиеся вне сферы деятельности великих держав. "Сербское население в них страдает от арнаутов, безжалостно его уничтожающих. Промедление в распространении программы великими державами может повести к полному исчезновению понятия о Старо-Сербии" - таким была основной вывод Пашича [1. Д. 514. Л. 55].

стр. 5

Но вернемся в 1913 - 1914 гг. Албанский вопрос накануне Первой мировой войны - это и следствие возросшего национального самосознания и успешного национально-освободительного движения албанцев, и наглядная демонстрация того вавилонского смешения и столпотворения народов, которое не позволяет провести четкие границы и фактически превращает в бессмыслицу опробованный в других частях Европы принцип создания этнических однородных государств и чисто национальных границ. Это и, к сожалению, укоренившаяся в балканских столицах практика взаимной подозрительности и, как следствие, стремление использовать в своих целях любые неурядицы у соседей или даже спровоцировать их искусственно. Это и противоречивая роль великих держав. Насколько последние были, казалось бы, заинтересованы в стабильности на Балканах, настолько же часто они именно в этом регионе с успехом осуществляли древнеримский принцип "разделяй и властвуй" - в том числе и применительно к албанским сюжетам. Наибольшей активностью в этом плане отличались Италия и особенно Австро-Венгрия, для которой активная балканская политика без преувеличения являлась одним из важных факторов собственного выживания как многонациональной империи. Пожалуй, наиболее образно и точно о данной особенности монархии Габсбургов сказал однажды российский поверенный в делах в Вене князь Кудашев: "Внутренние дела Австро-Венгрии так тесно связаны с ее внешней политикой, что весьма трудно обходить молчанием такие факты, которые в любом другом государстве не заслуживали бы быть отмеченными в дипломатических донесениях" [2. Д. 73. Л. 7].

Стратегические приоритеты Вены на Балканах требовали от нее с максимальным подозрением относиться ко всему, что происходило в Сербии. И естественно, территориальное расширение Сербского княжества никак не входило в планы Бальплатца. Отсюда и стремление Австро-Венгрии максимально расширить пределы Албании, создать из "новорожденного" княжества противовес Сербии, а заодно попытаться укрепить в нем собственные военно-политические и финансово-экономические позиции, столь явно проявившееся в период работы Лондонского совещания послов в 1913 г.

11 августа основное направление границ было определено, однако их конкретизация должна была стать предметом работы международных разграничительных комиссий, что означало, что "дипломатическая борьба из здания Форейн офис, где заседала Лондонская конференция, переносится в палатки международных комиссий в Албанских горах" [3. С. 235].

Предложения Австро-Венгрии фактически полностью соответствовали устремлениям лидеров албанского движения, мечтавших о включении в албанские пределы, Печи, Митровицы, Приштины, Скопье, Битоли и даже берегов озера Преспа [4. Р. 78]. Понятно, что подобный проект никак не соответствовал коренным изменениям в настроениях сербов, происшедшим под влиянием военных успехов на балканских фронтах. Еще 2 ноября 1912 г. российский посланник в Белграде Н. Г. Гартвиг направил в Санкт-Петербург телеграмму, в которое поделился собственным анализом ситуации на театре военных действий и теми перспективными планами и расчетами, которые существовали в балканских столицах: "Прежде всего есть основание думать, что балканские государства, по крайней мере Сербия и Болгария, твердо решили продолжать военные действия до полного сокрушения Турции; а посему медиация явится возможной лишь после того, как балканская (так в тексте; очевидно "болгарская". - П. И.) армия, разбившая сегодня турок у Лулэ-Бургаса, займет Адрианополь и подступит к

стр. 6

стенам Константинополя, а сербские войска, занявшие сегодня же Призрен, овладеют Митровицей, Ипеком и, в союзе с отдельным болгарским отрядом, захватят Салоники. Само собою разумеется, что в случае успеха и осуществления такового плана - а это более чем вероятно - по мнению сербов и болгар Европа уже не решится настаивать на сохранении статус-кво и силою вещей вынуждена будет признать за ними право на территориальное расширение. Никто, конечно, и мысли не допускает, чтобы Россия потребовала возвращения Турции земель напоенных славянской кровью. Таким образом медиация в их глазах должна принести с собою не запоздавшие реформы в различных вилайетах, а коренное изменение карты Европейской Турции" [1. Д. 529. Л. 65].

Дополнительную твердость позиции сербского руководства, несомненно, придавали сведения и слухи, поступавшие из других балканских столиц и подчас трактовавшиеся ими весьма расширительно. Об этом также сообщал российский посланник в Белграде. Речь шла, в частности, о том, что Англия и Германия "непрестанно поощряют и сербов и болгар к дальнейшим завоеваниям", включая даже занятие Константинополя, с тем, "чтобы в Европе не осталось следов от Турции" [1. Д. 529. Л. 76].

28 декабря 1912 г. российский посланник в Белграде с тревогой телеграфировал из сербской столицы в Санкт-Петербург: "Сообщение Новаковича о том, что, по словам графа Бенкендорфа, совещание примет границей Албании Черный Дрин, и одновременно полученное через Вену известие, что Германия и Австрия потребуют присоединения к Албании Дибры, Ипека, Дьяковицы (Джаковицы. - П. И.) и даже Призрена, произвели здесь удручающее впечатление. Сербы говорят: мы проявили благоразумие и умеренность, подчинившись настоятельным советам России и Тройственного Согласия, мы отказались от завоеванных земель на Адриатике и от приобретения территориального порта, составлявшего для нас вопрос жизни. Вся Европа признает услугу, оказанную Сербией делу сохранения мира: мы питаем посему твердую уверенность, что Державы, благожелательно расположенные к Сербии, никогда не дозволят лишить ее плодов побед, сопряженных с неисчислимыми жертвами. Сербы рискуя своим существованием выступили на защиту своих единоплеменников-братьев и, если бы войска их не подоспели своевременно к Ипеку, Призрену и Дибре, то все славянское население этих округов подверглось бы поголовной резне со стороны албанцев. Между тем ныне Австрия требует передачи этого населения в руки фанатичных арнаутов. Высказываясь в том же смысле Пашич добавил, что решение пограничного албанского вопроса в вышеупомянутом направлении неминуемо поведет к внутренней катастрофе ибо он сомневается, чтобы сербские войска согласились эвакуировать те земли, где население включительно до мусульман встретило их как избавителей". Далее тогда уже глава сербского правительства Н. Пашич изложил российскому дипломату результаты своих консультаций по албанскому вопросу с представителями великих держав, заключавшиеся, по его словам, в следующем: "...французский, английский и итальянский посланники телеграфировали своим представителям в сочувственном смысле и выразили надежду, что законным притязаниям Сербии будет оказана поддержка. Австрийский сказал, что насколько ему известно, правительство его намерено руководствоваться следующим принципом: селения и города, где смешанное население, отойдут к Сербии; земли же с чисто албанским элементом должны войти в пределы Албании. Таким образом, добавил он, Ипек, Дьяковица и Дибра естественно примкнут к новой автономной провинции. На воз-

стр. 7

ражение Пашича, что Ипек - старый сербский патриарший город, что там имеются церкви и школы для православного населения, что сербов много и в Дьяковице и в Дибре, как равно и в прилегающих деревнях, Угрон заметил: если это действительно так, то по указанному выше принципу названные пункты отойдут к Сербии". Вслед за Пашичем Гартвига посетил сам Ринелла, который сообщил, что "дважды телеграфировал в Рим, указывая на желаемую сербами границу по водоразделу, и думает, что правительство его отнесется сочувственно к принципу" [1. Д. 529. Л. 121].

8 февраля 1913 г. Гартвиг сообщал в российский МИД о ситуации, сложившейся в белградских правительственных кругах и сербском общественном мнении, следующее: "По полученным сербским правительством известиям Австрия на конференции в Лондоне требует присоединения к будущей автономной Албании Дьяковского и Дибрского округов. Вместе с тем доверительным путем Пашичу сообщают, будто Франция и Англия противятся своекорыстным требованиям Австрии, направленным явно в ущерб жизненным интересам сербов. Однако отстоять с успехом сербский проект разграничения они могли бы только при более решительном и энергичном воздействии русского представителя на совещаниях. В виду сего Пашич, крайне встревоженный означенными известиями, вновь усердно ходатайствует о мощной поддержке Императорским правительством проекта албанского разграничения по водоразделу во избежание крайне опасных для Сербии внутренних и внешних осложнений. По словам Пашича, ни армия, ни сербский народ никогда не согласятся очистить земли, занятые ценою неисчислимо тяжелых жертв, и ни одно правительство не в силах будет противиться патриотическому народному движению. Со своей стороны считаю долгом добавить: как я уже доносил, и в армии, и в политических кругах все более сказывается недовольство правительством из-за его уступчивости. Удержаться оно может только в случае благоприятного решения пограничного вопроса. Иначе следует ожидать серьезных внутренних потрясений. Радикалы уступят место военной партии, которая будет силою сопротивляться постановлениям Держав, несогласным с сербскими национальными вожделениями" [2. Д. 113. Л. 9]. Спустя несколько дней Гартвиг имел еще одну встречу с Пашичем, по результатам которой телеграфировал 14 февраля, что "в случае отторжения в пользу Албании Дибрского и Дьяковского округов в Сербии действительно следует ожидать народного возмущения при участии армии, которая откажется эвакуировать названные местности. Те же впечатления вынес и мой английский коллега, который уже несколько дней тому назад телеграфировал Грею" [2. Д. 113. Л. 12].

Впрочем, отнюдь не одна только Австрия выступала за расширение границ Албании в ущерб Сербии. Германский статс-секретарь лично заявил сербскому поверенному в делах в Берлине (очевидно, не в последнюю очередь стремясь заступиться за ближайшую союзницу), что присоединить Джаковицу к Албании настоятельно требует не Австрия, а Италия, и главным образом лично глава ее дипломатии маркиз ди Сан-Джулиано, который лично был в этом городе и считает его чисто албанским [2. Д. 113. Л. 13].

Впрочем, сам руководитель итальянской внешней политики категорически отвергал подобные утверждения. В своей беседе 24 февраля 1913 г. с российским послом в Риме Крупенским он нашел нужным особо коснуться вопроса о работе Лондонского совещания и определения границ Албании. Вот что мы читаем в донесении посла: "Маркиз ди Сан Джулиано сказал мне, что, ввиду обо-

стр. 8

юдных уступок России и Австрии относительно Скутари и Ипека (Печ - П. И.), спорным остается только вопрос о принадлежности Дьякова. Министр думает, что будет очень трудно убедить Австрию согласиться на присоединение Дьякова к Сербии, но все-таки надеется, что, в конце концов, Австрия уступит, особенно если Державы, чтобы покончить со всеми вопросами, согласятся потребовать от союзных государств подчинения Лондонским решениям... под непременным условием, однако, чтобы Державы не принимали относительно балканских народов насильственных мер. Если же, как опасается маркиз ди Сан-Джулиано, это условие показалось бы Австрии неприемлемым, ввиду того, что балканские государства, зная что сила не будет к ним применена, могли бы не подчиниться требованиям Держав, то маркиз ди Сан Джулиано считал бы целесообразным не заглядывать так далеко и ограничиться пока соглашением всех Держав не признавать никаких территориальных изменений, противных постановлениям Лондонского совещания. Если Скутари не будет взят черногорцами, то это облегчит, как мне сказал министр, разрешение вопроса. С своей стороны, поздравляя маркиза ди Сан Джулиано с успехом его речи (в парламенте. - П. И.), я воспользовался его заявлениями о посредничестве между нами и Австрией, чтобы указать ему на ту услугу, которую он действительно оказал бы делу мира, убедив Австрию не настаивать на включении Дьякова в пределы Албании. Министр мне ответил, что усилия его направлены к этому" [2. Д. 68. Л. 3 - 4].

В результате ожесточенной дипломатической борьбы в Лондоне и за его пределами австрийская дипломатия в итоге была вынуждена пойти на уступки согласившись, в частности, на передачу Сербии городов Печ, Призрен, Приштина, Джаковица и Дибра. Тем не менее, вопрос о границах Албании был решен таким образом, что они, по справедливым словам британской исследовательницы Миранды Виккерс, "не удовлетворили ни албанцев, ни их балканских соседей" [4. Р. 80], - в том числе и Сербию, как и не получившую столь необходимый ей выход на Адриатическое море.

Албанский вопрос накануне Первой мировой войны - это еще и демонстрация относительности и спорности применения к Балканам международных принципов и норм, вроде бы устоявшихся, но не учитывающих местной специфики.

Наглядный пример - попытки великих держав урегулировать комплекс вопросов, оставшихся после двух Балканских войн и напрямую связанных с ситуацией в Албании. Как оказалось, европейским столицам было намного проще "принудить к миру" балканских союзников и провести границы на бумаге, сидя в удобных креслах в столице доброй старой Англии, нежели добиться реализации этих решений на балканской земле - решений, изначально являвшихся половинчатыми и во многом контрпродуктивными - несмотря на свою выверенность с классической международно-правовой точки зрения.

В соответствии с постановлениями Лондонской конференции, представители великих держав направили правительствам балканских государств коллективное обращение, в котором подчеркивалась необходимость принятия ими всех надлежащих мер к ограждению прав и интересов национальных меньшинств в присоединенных к ним новых областях. В том, что касается Сербии, дипломатические представители великих держав в Белграде сделали 17 августа 1913 г. официальные представления в вышеуказанном смысле, а также особо подчерк-

стр. 9

нули факт продолжавшегося нахождения сербских войск на албанской территории, вопреки соответствующим постановлениям Лондонской конференции.

Однако у сербского правительства были серьезные основания предвидеть, что немедленная реализация данного требования великих держав вкупе с неспособностью или нежеланием последних реализовать другие собственные решения - относительно обеспечения порядка в самой Албании - будет иметь крайне тяжелые последствия.

Одновременно, как телеграфировал 17 августа 1913 г. из Белграда российский посланник Гартвиг, "сербское правительство обращает внимание на то, что по самым доверительным сведениям после недавнего посещения Вены Иссой Болетинацем и другими албанскими главарями, австрийские и итальянские агенты организуют албанские шайки в 30 - 40 человек, раздают им оружие и деньги. Шайки эти должны производить нападения на новую сербскую границу, вызвав волнения среди албанцев будто бы в доказательство недовольства их сербским режимом. При таких условиях, по мнению Пашича, отозвание последнего сербского отряда с пограничных мест послужит сигналом к возбуждению крайне опасных осложнений" [2. Д. 113. Л. 337].

На экстренном заседании совета министров было принято решение о частичном отводе сербских войск с албанской территории, с сохранением, однако, позиций, преграждавших албанцам доступ на сербскую территорию, вплоть до нормализации положения внутри Албании. Пашич обратился к поверенному в делах России в Белграде Штрандтману с просьбой довести до сведения министерства иностранных дел России следующее заявление кабинета - что было сделано в секретной телеграмме от 15 сентября 1913 г.: "Сербское правительство, желая, в согласии с дружественными указаниями России, избежать нарекания со стороны держав, выражает готовность отозвать свои войска из Албании, в каковом смысле завтра будут отданы соответствующие приказания. Вместе с тем оно однако не может еще раз не отметить то состояние анархии, которое ныне царит в Албании и следствием коего, по всей вероятности, явится возникновение новых беспорядков с уходом сербских войск, а равно вынуждено предвидеть необходимость для последних, в видах обеспечения сербской окраины от нападений, принимать и в будущем обусловливаемые обстоятельствами меры. Поэтому сербское правительство искренне надеется, что к водворению в Албании надежных административных и полицейских властей будет приступлено возможно скоро, ибо до осуществления этого условия ему крайне трудно совмещать обязанности по охране жизни и имущества своих подданных с желанием строго уважать пограничную линию, пока еще только намеченную" [1. Д. 531. Л. 343].

Пессимистические прогнозы сербского руководства, как известно, полностью оправдались. Именно приграничные с Сербией районы Албании послужили плацдармом для крупномасштабного вторжение албанских отрядов уже в международно-признанные пределы Сербии. Для урегулирования возникшего кризиса международное сообщество вновь прибегло к традиционной мерам в виде угроз, ультиматумов и военных демонстраций - которые максимум на что были способны, так это снять внешнюю остроту проблемы, но никак не ликвидировать ее корни.

А вот каким сложным переплетением отличалась ситуация на албанской военно-политической сцене - где и Австро-Венгрия, и Италия, и Турция, и Сербия имели своих, как мы бы выразились сегодня, "агентов влияния", чья лояльность

стр. 10

в основном обеспечивалась политическими посулами и финансовой подпиткой. Опять же обратимся к документам. Беседуя с Штрандтманом, управляющий министерством иностранных дел Сербии Спалайкович сообщил, что по полученным в Белграде сведениям, "Эссад Паша вошел в сношения с Портою и по-видимому работает в пользу Сербии. Со стороны Турции кандидатом в албанские князья выставляют Абдул Межеда, брата наследника. Доверенное лицо, посланное Черногорией в Дураццо к Эссаду сообщило, что последний находится в смертельной вражде с Валонским правительством, которое, равно как и дибрские албанцы, настаивает на выступлении Эссада против Сербии. Он от этого уклоняется, надеясь, что Сербия займет часть албанской территории, ему же предоставит роль спасителя Албании" [2. Д. 113. Л. 385].

Ну и наконец, для реального понимания, насколько непростым оказался албанский вопрос на фоне других проблем, вызванных к жизни Балканскими войнами, сошлемся на еще одно авторитетное мнение человека, которого вряд ли можно заподозрить в просербских или проалбанских симпатиях. В ответ на запрос министерства иностранных дел России, российский генеральный консул во Влере - занявший пост представителя России в Международной контрольной комиссии в Албании - А. М. Петряев представил свои соображения относительно выдвинутых сербским правительством предложений, касавшихся мероприятий, которые, по его мнению, должны быть реализованы европейскими государствами в целях предотвращения дальнейших нападений албанских вооруженных отрядов на Сербию. Данные меры включали в себя оккупацию Албании международными войсками и организацию в этой стране, силами великих держав, местной администрации и жандармерии. В своей депеше от 7 ноября 1913 г. Петряев подчеркнул, что предлагаемая в качестве первоначальной меры международная оккупация Албании представляет собой чрезвычайно сложную и на деле трудновыполнимую задачу, и что державы могут решиться на осуществление подобной операции "в самом крайнем случае и не столько для ограждения сербской границы, сколько по соображениям "высшей политики"" [1. Д. 2908. Л. 15]. При этом, по его оценкам, оккупация реально достижима лишь в узкой прибрежной полосе албанской территории, и в связи с этим она не принесет Сербии никаких выгод.

Организация администрации и жандармерии, по мнению Петряева, являются действенным средством установления порядка в пограничных с Сербией албанских областях, но фактически едва ли возможно в ближайшем будущем надеяться на установление прочной власти среди албанских племен, проживающих в труднодоступных горных местностях, прилегающих к новой сербской границе.

В силу указанных топографических и этнографических особенностей Албании, установление в ней политической стабильности и нейтрализация многочисленных вооруженных группировок, по мнению комиссара, могут начаться лишь от адриатического побережья и распространяться вглубь страны исключительно медленными темпами, и займут в конечном итоге несколько лет, несмотря на все усилия Контрольной комиссии и иностранных инструкторов жандармского корпуса.

По его словам, в данных условиях сербское правительство должно само предпринять необходимые усилия для нормализации сербо-албанских отношений и поставить дело охраны своих границ на сугубо практическую почву. По мнению Петряева, Сербия должна извлечь для себя уроки из того обстоятельства, что последнее восстание албанцев было во многом подготовлено извне при

стр. 11

помощи специально направленных к албанцам профессиональных агитаторов и выделенных им значительных денежных средств. В связи с этим сербское правительство могло бы немедленно попытаться установить доброжелательные отношения с приграничными албанскими племенами. В этих целях ему необходимо вступить в тайные сношения с влиятельными албанскими байрактарами и за известную плату поручить им охрану сербо-албанской границы. По словам российского представителя, этот метод уже был опробован в находившихся под турецкой властью областях Старой Сербии для обеспечения охраны монастырей и сел и принес там успешные результаты. Что же касается предъявления сербской стороной денежных претензий, то, по мнению Петряева, белградское правительство могло бы немедленно оговорить для себя данное право, передав впоследствии указанный вопрос на рассмотрение Международного суда в Гааге, как только в Албании будет образовано единое и признанное европейскими державами правительство [1. Д. 2908. Л. 15].

О том, с чем конкретно столкнулись великие державы, взявшие на себя труд попытаться навести порядок в автономной Албании, могут свидетельствовать трудности с организацией вышеуказанной жандармерии - которая была поручена голландским офицерам. Вот что, к примеру, сообщал российский комиссар в Албании министру иностранных дел 21 декабря 1913 г.: "Нельзя не признать, что начало организации здесь жандармерии является одним из реформенных мероприятий, имеющих действительно практическую цену. Существовавшие до сих пор кадры жандармов представляли из себя какой-то сброд разбойников под командою известных разбойников вроде Хусни Тоски и Салих Мурада, которые при турецком управлении были приговорены даже к смертной казни за убийства и разбои. На наши замечания председателю правительства, что жандармерия из бывших разбойников не может внушать большого доверия населению, Измаил Кемаль Бей обыкновенно отвечал нам, что он нарочно привлек их на службу, чтобы не давать им возможности образовывать шайки и скрываться в горах, где преследование их было бы вне сил администрации..." [1. Д. 2113. Л. 52 - 52об.].

Однако албанский вопрос на Балканах накануне Первой мировой войны - это не только попытки великих держав установить в Албании хотя бы подобие порядка и административного управления, проблемы сербо-албанского разграничения, операции сербских войск и октябрьский 1913 г. ультиматум Австро-Венгрии. Это еще и сложный комплекс греко-албанских отношений. Не случайно именно в Афинах находили понимание действия Сербии, вынужденной обеспечивать свои национально-государственные интересы, находясь фактически во враждебном окружении. Вчитаемся в секретную телеграмму российского поверенного в делах в Белграде Штрандтмана от 25 сентября 1913 г. - напрямую посвященную данному вопросу:

"Сербский поверенный в делах в Афинах сообщает, что Венизелос (глава греческого правительства. - П. И.) весьма озабочен ходом переговоров с Турцией об островах, известиями о мобилизации в Малой Азии и выговоренным себе Турцией правом оккупировать еще в течение двух месяцев отходящие к Болгарии территории, чтобы иметь непосредственный доступ к греческой границе. Объявленная в Греции приостановка демобилизации вызвала сильное неудовольствие населения. Венизелос поэтому обращает внимание сербского правительства на желательность соблюдения осторожности в албанском деле, но с своей стороны принимает меры к отпору албанцев в случае их движения на юг и

стр. 12

разрешил перевозку сербских войск по железной дороге чрез Салоники на Битоли"[2. Д. 113. Л. 373].

Военные операции, осуществлявшиеся греческими отрядами в Южной Албании, традиционно резко негативно оцениваются в албанской историографии. Но вот что сообщал в своей секретной телеграмме от 14 декабря 1913 г. русский делегат в Комиссии по разграничению Южной Албании полковник Гудим-Левкович: "Мое глубокое убеждение, что порядок может быть поддержан исключительно присутствием греческих войск. Эвакуация ими территории вызовет неминуемо кровопролитие. Нет сомнения в том, что повсеместно уже организованы священные легионы. С уходом греческих войск, ввиду возбуждения населения, милиция не будет в состоянии удержать жителей от схваток или сама примет участие, особенно если придут албанские банды с Севера. В предложении австрийского поверенного в делах можно видеть уловку удалить войска и в последующем затем кровопролитии и анархии найти предлог к оккупации, прикрываясь гуманною целью. В протоколе последнего заседания французский представитель и я высказали пожелание, во имя гуманности оставить греческие войска, пока не организуются Албанское государство и регулярные силы, и заставили коллег, отказавшись обсуждать иначе границы, высказаться о необходимости присутствия регулярных сил" [2. Д. 19. Л. 86].

А вот высказывание премьер-министра временного албанского правительства Турхан-паши - чьи оценки также не вписываются в классические формулы об иностранных оккупантах, стремившихся исключительно к порабощению албанцев. Комментируя по просьбе иностранных журналистов подписанный в мае 1914 г. на острове Корфу протокол о предоставлении ограниченной автономии двум южноалбанским округам - Корча и Гирокастра, Турхан-паша заявил, что "теперь он спокоен; поскольку эпироты, которые получили удовлетворение по всем своим требованиям, образуют область наиболее гомогенную и наиболее развитую во всей Албании и смогут также послужить на пользу стране, так как греческий элемент, составляющий большинство, отличается высокой степенью образованности" [5. Р. 66].

Конечно, и в балканских столицах, как уже отмечалось выше, существовали далеко идущие планы поставить албанский фактор себе на службу. Н. Пашич в беседе с иностранными дипломатами не упускал возможности подчеркнуть, что албанцы - это сербы по крови, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Болгарское правительство строило планы использования албанских отрядов для грядущего антисербского реванша. Согласно секретным сведениям, полученным сербским правительством на рубеже 1913 - 1914 гг., болгарский кабинет предпринимал усилия, направленные на подготовку антисербского восстания в Западной Македонии при непосредственном участии в нем албанцев, в связи с чем в декабре 1913 г. усилился приток болгарских эмиссаров в крупнейшие центры Албании, и в особенности в Дуррес, куда прибыл, в частности, майор болгарской армии Дмитрий Атанасов (под видом корреспондента софийской газеты "Вечерняя почта"). Он имел несколько встреч с Эссад-пашой, которому предложил для обсуждения следующую программу.

Военные действия должны быть начаты не позднее, чем через шесть месяцев, по сигналу Австро-Венгрии. Болгария к этому времени успеет предпринять дипломатическое сближение с Румынией. Албанцы, со своей стороны, должны поставить под ружье не менее 30000 человек, причем Болгария обязуется предоставить им необходимое оружие, боеприпасы и другие военные материалы.

стр. 13

Тем не менее, Атанасову не удалось в полной мере убедить в необходимости реализации указанного плана Эссад-пашу, который, правда, дал понять болгарскому представителю, что албанцы примут предложения Болгарии, если та предварительно сумеет заключить соглашения с Румынией и Турцией [1. Д. 2908. Л. 56].

Черногорское руководство и, в первую очередь, король Никола продолжали разрабатывать собственные планы установления своей юрисдикции над албанскими племенами, причем, если в предыдущие годы речь, как правило, шла о приграничных районах, то теперь интересы Черногории распространялись на всю Албанию. Так, в беседе с российским посланником в Цетинье Гирсом, состоявшейся в ноябре 1912 г., черногорский монарх прямо заявил, что "простейшим выходом" из сложившейся ситуации вокруг продолжавшейся осады Шкодера, обеспечения сербского выхода на Адриатическое море и определения государственно-политического статуса албанских земель явилось бы "признание короля Черногории суверенным Государем автономной Албании", причем, как указывал дипломат, он "подробно перечислил мне все имеющиеся у него документальные и иные данные, свидетельствующие, по его мнению, о том, что албанцы охотно признают его своим королем" [1. Д. 2086. Л. 77].

Албанский вопрос накануне Первой мировой войны - это зримое воплощение, или, как модно сейчас говорить, квинтэссенция ряда объективных и субъективных факторов, зачастую действующих супротив друг друга - чаяний албанского национального движения, национально-государственных интересов балканских стран, геостратегических расчетов и неприкрытого вмешательства великих держав, рассматривавших Балканы как один из важнейших театров своей борьбы, политического и финансового торга, подкупов, шантажа. Пытаясь урегулировать албанский вопрос, не особо считаясь с подлинными интересами балканских стран, великие державы - в первую очередь, Австро-Венгрия и Италия - содействовали превращению Албании в долговременный очаг анархии и беззакония.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Архив внешней политики Российской империи. Ф. Политархив. Оп. 482.

2. Архив внешней политики Российской империи. Ф. Канцелярия. 1913. Оп. 470.

3. История дипломатии. М., 1945. Т. 2.

4. Vickers M. The Albanians. A Modern History. London, New York, 1995.

5. Borchgrave Bon de. Albanie et Albanais // La Revue Generale. 1914. Juillet.

Permanent link to this publication: