(c) 2002 г.

Среди событий внутренней истории Сербии после Берлинского конгресса 1878 г. нет, пожалуй, ни одного, в оценке которого исследователи были бы столь единодушны, как в случае с принятием конституции 1888 г. Венчающий по времени вступления в силу первое десятилетие независимости страны - важнейший период ее истории с точки зрения выбора путей модернизации - новый сербский Устав трактуется в национальной историографии как "одна из наиболее прогрессивных конституций Европы", в которой "закреплялись политические свободы и парламентаризм" 1 . Последний тезис прочно утвердился и в мировой науке. Провозглашение Основного Закона 1888 г., полагает американский историк Алекс Драгнич, "означало победу парламентского режима" 2 . Оно, вторят ему российские коллеги, "обеспечивало укрепление в Сербии парламентаризма" 3 .

В отличие от Устава 1869 г., в основу которого, по замыслу его творца Йована Ристича 4 , была положена государственно-правовая традиция германских монархий (прежде всего Пруссии) - конституционных, но не парламентских, где параллельно с народным представительством функционировала никак ему не подотчетная и авторитарная исполнительная власть 5 , конституция 1888 г. брала за образец британскую модель "чистого" парламентаризма в ее континентальном (бельгийском) варианте 6 . Как таковая, она существенно ограничивала прерогативы Короны; вводила принцип разделения властей, право большинства на формирование правительства, ответственность министров перед скупщиной (парламентом); гарантировала гражданские права и свободы населения.

Даже из этого беглого перечня ясно, что перед ними последовательно либеральный документ, действительно соответствовавший наиболее развитым парламентским системам тогдашней Европы, одобренный к тому же всеми фракциями сербской элиты. Картина, как видим, вырисовывается почти идиллическая. Что это? Доказательство того, будто за десять лет самостоятельного развития патриархальная Сербия политически смогла выйти на уровень современных европейских государств, успешно заимствовав и адаптировав у себя их самые передовые идеи и институты? Примерно

Шемякин Андрей Леонидович - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

1 Попови М. Порекло и постанак Устава од 1888. Београд, 1939, с. 156; Историjа Српског народа. Београд, 1983, кн , 6, т. 1, с. 92; yшu Р. Историjа српске државности, к нэ. 2. Cpбija и Црна Гора - нововековне српске државе. Нови-Сад, 2001, с. 203-204.

2 Dragnich A. The development of parlamentary government in Serbia. New York, 1978. Сербский перевод: Драгни A. Paзвoj парламентаризма у Србиjи у XIX веку. Гор и Милановац, 1989.

3 Балканы в конце XIX - начале XX века. Очерки становления национальных государств и политической структуры в Юго-Восточной Европе. М., 1991, с. 20-21.

4 Йован Ристич - лидер правого крыла сербских либералов, пришедшего к власти в 1868 г.

5 Joванови С. Влада Милана Обренови а. Београд, 1926, к . 1, с. 25; Проти М. Успон и пад српске идеjе. Београд, 1994, с. 109; Вебер А. Избранное: кризис европейской культуры. М., 1999, с. 86-88.

6 Cyбomu Д. Кралэ Петар Кара ор еви и институциjа уставне (парламентарне) монархиjе у Србиjи (1903-1914). - Српска политичка мисао, 1995, бр. 1, с. 14-15.

стр. 64

так, судя по всему, рассуждают те из сербских ученых, кто полагает, что к 1888 г. она уже "полностью созрела для парламентаризма" 7 .

Но если признать эту версию справедливой, то неизбежно встает вопрос, точно сформулированный Латинкой Перович: "Как тогда объяснить, что вскоре после принятия новой конституции, явившейся плодом компромисса короля Милана Обреновича со всеми партиями, в стране наступил конституционный хаос, который, сопровождаясь перманентными кризисами, довел ее до политической агонии" 8 . И почему вообще, по образному выражению Яши Продановича, в Сербии "конституции рушились словно карточные домики, не выдерживая первого же порыва политического ветра" 9 .

Без ответа на эти вопросы трудно до конца понять подлинную природу сербского "парламентаризма", что, в свою очередь, необходимо для обоснования столь незавидного вердикта, вынесенного Уставу 1888 г. в названии работы.

Но прежде чем приступить к изложению аргументации по избранной теме, стоит оговорить наш общий подход к исследованию. И прежде всего, думается, следует скорректировать сам его предмет - что же все-таки мы должны изучать для того, чтобы дать адекватную оценку сербской конституции 1888 г. и показать ее значение в истории страны. Снова, в который уже раз, текст документа, взятый абстрактно, вне контекста среды и эпохи? Но тогда нам не вырваться за рамки традиционных и набивших оскомину констатации типа: "Новый Устав ввел в Сербии конституционный порядок и парламентаризм" 10 , или: в ее истории "начался период парламентской демократии" 11 .

Формальный анализ статей конституции действительно дает основания для таких суждений. Однако сразу же возникает вопрос: насколько тождественно содержание терминов "демократия", "парламентаризм" и "конституционный порядок" - важнейших атрибутов гражданского общества и неотъемлемых ценностей европейской цивилизации - в политической традиции Западной Европы и на Балканах, т.е. каким конкретно значением наполняли эти категории представители сербской элиты, и особенно победившая в 1888 г. радикальная ее часть, применительно к современной им Сербии - типичному государству "догоняющего развития", только вступавшему на путь модернизации (европеизации)?

Этот вопрос принципиально важен для нашей темы. Настоятельную необходимость его постановки подтверждает и поистине знаковое свидетельство Косты Стояновича, занимавшего на рубеже веков видное место в белградском истэблишменте. "Демократия, парламентаризм, гражданские свободы, прогресс, культура и другие понятия, что составляют основу политического словаря нынешних балканцев, - подчеркивал он в своих записках, - суть слова и выражения, никак не укорененные в их мировоззрении, но, будучи "общепринятыми", призванные прикрыть жесткие подсознательные стереотипы, которые только и мотивируют все их действия и поступки" 12 . Как видим, за вербально-европейским фасадом в мышлении многих

7 См.: Cmojuчu С. Уставни развитак Cpбиje 1869-1888. Лесковац, 1980. По словам Радоша Люшича, "за время правления короля Милана Обреновича Сербия превратилась в современное европейское государство. Она обрела независимость и увеличила свою территорию; возвысилась в ранг королевства и создала сильную военную организацию; развила систему государственных учреждений в период благотворной законодательной деятельности напредняков и получила одну из самых прогрессивных конституций, которая сделала возможным введение парламентаризма" ( yшu P. Cpбиja XIX века. Београд, 1994, с. 142).

8 Пepoви Л . Усредсре еност на национально ослобо е е и уjеди е е. - Никола Паши Ь у Hapoднoj скупштини. Приредила Л. Перови . Београд, 1997, к . 1, с. 43.

9 Проданови J. Уставни развитак и уставне борбе у Србиjи. Београд, 1936, с. 432.

10 Чубрилови В. Историjа политичке мисли у Србиjи XIX века. Београд, 1958, с. 362.

11 Пpomu M. Указ. соч., с. 107.

12 Архив Српске Академиjе Наука и Уметности (далее - АСАНУ), бр. 10133. Cmojaнoвu К. Слом и васкрсе е Cpбиje (рукопись), л. 102. Практически ту же самую мысль высказал и другой современник - видный сербский правовед Никола Крстич. 18 апреля 1895 г. он записал в дневнике: "У нас многие политические институции воспринимаются ошибочно - доказательство, что они созданы не для нас, - поэтому в Сербии и происходят события, каких не бывает в других странах" (АСАНУ, бр. 7213. Дневник Н. Крсти а. Jaвни живот (1895), л. 48).

стр. 65

балканских политиков могли скрываться глубоко традиционные навыки и подходы. Буква выхолащивала дух.

Типичный характер подобного явления для Балкан отмечается и в научной литературе последнего десятилетия. Так, Эли Скопетеа из Греции пишет: "То, что мы наблюдаем у балканских интеллектуалов, наряду с полным неприятием или безусловным одобрением, составляет известную балканскую формулу - возьмем с Запада все хорошее и проигнорируем плохое, т.е. действительно нам чуждое. Позаимствуем, к примеру, институты парламентского устройства, но сохраним здоровый образ жизни" 13 . Понятно, что при таких условиях заимствования буквальная адаптация "иностранных" идей и понятий была попросту невозможна. Местные представления о парламентаризме (демократии, конституционном порядке) в принципе не могли совпадать с рафинированными европейскими канонами. Равно как и соответствующие им учреждения. "Немало сербских интеллектуалов, - продолжает Э. Скопетеа, - восприняло появление парламентских атрибутов у себя на родине как естественное продолжение традиционных народных скупщин" 14 . Между тем, механизмы функционирования древней скупщины у сербов и современной ассамблеи в Европе коренным образом разнились. Поэтому, подчеркивает Ольга Попович-Обрадович, "сопоставимые формально- юридически со своими европейскими аналогами, институты либерального государства в Сербии перестают быть предметом сравнения, как только ставится вопрос об их функционировании. Здесь они проявляют себя как особый феномен - феномен современных политических институций в переходном обществе" 15 . Снова перед нами дисгармония буквы и духа.

Итак, специфическая двойственность восприятия Европы, присущая политическому менталитету жителей Балкан, была явлением объективным - она порождалась амбивалентным характером балканских обществ на этапе их перехода из традиционного состояния в современное после освобождения от власти турок. Следовательно, не учитывая ее и принимая универсальную терминологию за реальную практику управления, историки ошибаются, думая, что с введением в Сербии институтов либерального государства, как того требовала новая конституция, в ней автоматически сложился столь же либеральный политический режим - парламентская демократия европейского типа.

Но, повторимся, данные понятия вовсе не идентичны. Более того, второе (существующий de facto режим) отнюдь не всегда с неизбежностью вытекает из первого (провозглашенный de jure принцип организации власти). Строгое их соответствие мы можем наблюдать, пожалуй, лишь на западе Европы - там оно утвердилось в результате многовековой эволюции политических идей и институтов, а также, что не менее важно, параллельно становлению соответствующего им типа общественного сознания.

В "догоняющей" Сербии эволюция такого рода отсутствовала, следствием чего было "опережающее развитие государства по сравнению с темпами изменения общества" 16 , а значит, и его менталитета. Естественно, что такой разрыв порождал немало противоречий, характерных, впрочем, не только для сербского конституционализма, но присущих процессу ускоренной модернизации вообще. Так вот, одним из главных в типологически схожих ситуациях являлось "противоречие между класси-

13 Скопетеа Е. Ориjентализам и Балкан. - Историjски часопис. Београд, 1992, к . XXXVIII (1991), с. 139.

14 Там же, с. 140.

15 Попови - Обрадови О. Основне препреке политичкоj модернизациjи Cpбиje после 1903 године. - Токови историje. 1994, бр. 1-2. Београд, 1996, с. 52. См. также: Дими . Историjа српске државности, к . 3. Cpбиja у Jyrocлaвиjи. Нови- Сад, 2001, с. 96.

16 op eвu Д. Огледи из нoвиjе балканске историjе. Београд, 1989, с. 198.

стр. 66

ческими западноевропейскими конституционными моделями и автохтонными формами политического развития" 17 . Ведь конституция в модернизирующемся обществе - это часто "не столько фиксация реального положения вещей, сколько программа желательных изменений" 18 . Отсюда и отмеченный выше "зазор" между de jure и de facto.

Теперь, после столь пространного вступления, определимся с главной задачей исследования. В качестве таковой, учитывая все, о чем говорилось выше, мы видим изучение того конкретного режима со всеми особенностями его функционирования, который фактически сложился в Сербии по вступлении в силу демократического Устава 1888 г. Такой подход представляется единственно оправданным, поскольку "понять всякую демократию, - как пишет проф. А.Н. Медушевский, - оказывается возможным лишь путем анализа политического поведения масс и индивидов", а также "представляющих их... политических партий, борющихся за власть" 19 . И состоящих во власти, добавим от себя.

В высказывании российского ученого обращает на себя внимание упоминание о "всякой демократии", справедливо подразумевающее вариативность данной категории как типа политического режима. На возможный плюрализм демократических систем еще в середине прошлого века указал Алексис де Токвиль. "Демократические общества, - писал он, - могут быть либеральными и могут быть деспотичными. Они могут и должны приобретать различный характер в США или Европе, в Германии или во Франции..." 20 . А уж тем более, если типологизировать шире, к западу от Эльбы или на Балканах.

Это положение побуждает показать специфику именно сербской демократии (вкупе с сербским же парламентаризмом) как особого феномена переходной эпохи, не довольствуясь нивелирующими оценками сторонников одномерных интерпретаций. Л. Петрович справедливо заметила в своей недавней работе: "Суть проблемы состоит не в том, чтобы рассуждать, существовала ли в Сербии демократическая традиция, но в том, чтобы выяснить, какие модели демократии в ней присутствовали, в каком отношении между собой они находились и какое воздействие на развитие страны оказала каждая из них" 21 .

И последнее предварительное замечание. Нам думается, что адекватно ответить на стержневой вопрос темы - насколько сербский режим 1888-1894 гг., провозглашаемый огромным большинством исследователей как "парламентский", действительно являлся таковым - вряд ли возможно без обращения, хотя бы в общих чертах, к ряду базовых проблем. В первую очередь осмыслению подлежит проблема предпосылок парламентаризма в Сербии вообще. Иными словами, созрело сербское общество конца прошлого века для подобной системы правления или нет? Ведь по выражению Альфреда Вебера, "там, где эти предпосылки отсутствуют, парламентское правление невозможно, либо, по меньшей мере, оно действует плохо" 22 . Во вторую очередь - проблема становления и функционирования политических партий. Спрашивается, являлась ли сербская многопартийность, зародившаяся в начале 80-х годов, отражением реального плюрализма общественных интересов? 23 И, нако-

17 Медушевский А.Н. Политическая философия российского либерализма в сравнительной перспективе. - Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. М., 1999, с. 88.

18 Там же, с. 76.

19 Он же. Проблемы современной демократии. - Острогорский М.Я. Демократия и политические партии. М., 1997, с. 11.

20 Цит. по: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993, с. 227.

21 Перови Л. Програми народне демократе у Србиjи друге половине XIX века. - Токови историjе. 1999,6р. 1-4, с. 93.

22 Вебер А. Указ. соч., с. 91.

23 Впервые вопрос "о соотношении партийного и политического плюрализма в Сербии" поставила Ольга Попович-Обрадович (см.: Попови -Обрадови О. Парламентаризам у Србиjи. 1903- 1914. Београд, 1998, с. 11).

стр. 67

нец, в третью - проблема политической культуры. Сколь явственно проявлялся в межпартийных отношениях, особенно вне стен скупщины, этот важнейший субъективный компонент подлинного парламентаризма?

Все упомянутые проблемы мы затронем в ходе дальнейшего изложения. Причем рассматривать их предполагается через призму движения Сербии "навстречу Европе", т.е. модернизации. В рамках же такого подхода начать следует несколько издалека - с завершения Восточного кризиса 1875- 1878 гг. и дарования Сербскому княжеству государственной независимости.

Решения Берлинского конгресса 1878 г. коренным образом изменили геополитическую конфигурацию Балкан. Они способствовали резкому усилению влияния Европы в "новых" государствах региона, значительная часть которого еще недавно составляла западную периферию оттоманской цивилизации. Сербия, оказавшись в сфере интересов Австро- Венгрии, сразу же ощутила на себя ее мощное давление, что ускорило процесс идейного размежевания в среде немногочисленной местной элиты.

В 1880 г. откровенный прежде русофил князь Милан Обренович открыто перешел на австрофильские позиции, связав судьбу страны и династии с Веной. Столь резкий поворот сербского суверена означал не только кардинальную смену его внешнеполитических ориентиров. Став первым в истории независимой Сербии знаковым событием, он отразил качественный сдвиг в сознании части элиты в условиях, когда само обретение государственного суверенитета поставило перед ней проблему выбора перспективного пути социкультурного развития.

Последствия не заставили себя ждать - осенью того же года "старых" либералов-националистов Йована Ристича сменила у руля правления группа будущих напред-няков 24 , вобравшая в себя цвет европейски образованной, а главное - европейски ориентированной сербской интеллигенции. Предводимые Миланом Пирочанцем, новые министры - "либералы второго поколения" - видели свою цель в скорейшей модернизации (европеизации) патриархальной Сербии. Они поддержали проавстрийский "новый курс" Милана Обреновича, полагая, что именно Вена должна стать для Белграда окном в Европу.

Прямо противоположную позицию заняла Народная радикальная партия во главе с Николой Пашичем 25 , являвшаяся политической версией сербского социализма и идейно произраставшая из него. Отрицая универсальный характер пути Европы и ее образцов, радикалы провозгласили в качестве главной задачи защиту сербской самобытности, каковую отождествляли с только что обретенной национальной независимостью. Путь Сербии к прогрессу, согласно их народнической доктрине, лежал вне либерально- капиталистической модели, активно насаждавшейся кабинетом. Европейский капитализм с присущим ему культом индивидуалистического начала и тенденцией к расслоению общества на враждебные классы, всегда оставался для сторонников Пашича системой чуждой и враждебной, способной разложить важнейшие институты традиционного - эгалитарного и коллективистского - уклада жизни сербского народа, привести к пролетаризации большей его части и, в конечном итоге, к национальной деградации.

Острая борьба, развернувшаяся между представителями обоих лагерей, никого не оставила в стороне: в ее водоворот оказались втянутыми как монарх, так и широкие народные массы. В основе конфликта лежало отношение к Европе и современной европейской цивилизации. "Либеральная идея и традиция" - это сквозное противоре-

24 Напредняцкая или прогрессистская (от сербск. напредак - прогресс) партия. Была основана в январе 1881 г., объединяя в своих рядах либералов-западников. Находясь у власти в 1880-1887 и 1895 гг., немало сделала для модернизации Сербии.

25 Никола Пашич (1844-1926) - крупнейший политик независимой Сербии и "первой" Югославии. С 1891 по 1926 гг. 25 раз возглавлял правительство, в 1912-1918 гг. - бессменно. Убежденный русофил. В 1881 г. основал Народную радикальную партию, ставшую самой влиятельной национальной политической организацией, и возглавлял ее до конца жизни. По взглядам сербские радикалы были близки русским народникам.

стр. 68

чие определяло все зигзаги сербской истории двух последних десятилетий XIX в. 26 Оно порождалось амбивалентным характером общества, "разрывавшегося" между патриархальностью - т.е. закрытым типом социума, который сербский народ создал, чтобы сохранить себя под турками, - и началами модернизации 27 .

На всех перипетиях внутриполитического противостояния в Сербии мы останавливаться не будем. Более важным в данной связи представляется то, что в своем стремлении европеизировать страну скорым кавалерийским наскоком реформаторы-напредняки могли опереться лишь на крайне узкий слой горожан, королевский 28 двор и содействие Австро-Венгрии. Радикалы же, с ходу отвергавшие все их модернизационные проекты, заручились поддержкой подавляющего большинства крестьянства, составляющего более 87% населения Сербии. И тому есть объяснение - строя свою идеологию и организацию на базе прочно укорененной в народном сознании патриархальности и идентифицируясь, таким образом, с массой, партия Пашича политически выражала спонтанное и резко негативное отношение сербского крестьянства к структурным изменениям общества и государства (их модернизации), которые могли нарушить самодостаточное равновесие его традиционного бытия в системе аграрного статичного мира. Закрытое общество противилось всем попыткам хоть немного "приоткрыть" его.

Эту мысль удачно выразил Бошко Миятович. "В противоположность напредняц-кому модернизму, - пишет он, - радикалы воспевали сельскую идиллию, задругу 29 и общинное самоуправление. Словом, те патриархальные ценности, что так любезны сердцу сербского крестьянина. И они не ошиблись. Сербский народ не выказал ни малейшего воодушевления по поводу идеи быстрого прыжка из балканского мрака на европейский свет, повернувшись лицом к тем, кто также предлагал улучшение его жизни, но в рамках существующей модели. По логике радикалов, это была бы жизнь в задругах, без банков и капиталистов, без железной дороги, ... но в то же время - с небольшими налогами и широким общинным самоуправлением, со скромным государством, где крестьянина уважают и слушают. Это была бы свобода от государственных тисков, но одновременно и от цивилизации" 30 .

Первый акт внутрисербской драмы конца XIX в. закончился тем, что после череды кризисов, военных поражений и публичных скандалов в собственном семействе Милан Обренович (всегда, кстати, тяготевший к авторитарным методам правления) был вынужден отступить. Он даровал стране новый демократический Устав, а в 1889 г. отрекся от престола, передав его несовершеннолетнему сыну Александру. К власти легальным путем пришла недавно еще гонимая партия радикалов.

Исходя из этого, ряд исследователей полагает, что "конституция 1888 г. была прежде всего ее творением" 31 , являясь якобы "выражением основных радикальных идей" 32 . Но если перед нами действительно "венец развития идеологии радикалов" 33 , то почему тогда Марко Николич - один из их лидеров - утверждал в октябре 1889 г. по горячим следам: "Это правда, что мы недавно обрели новую конституцию, но она еще совсем не такая, как того требуют принципы радикализма" 34 .

26 Шемjиaкин А.Л. Либерална идеjа и традициjа: унутраш а борба у Србиjи у npвoj децениjи независимости. - Српска политичка мисао, 1997, бр. 1-2.

27 Перови Л. Српски социjалисти XIX века. Београд, 1995, к . 3, с. 10.

28 В феврале 1882 г. Сербское княжество было провозглашено королевством, а Милан Обренович - королем.

29 Большая семейная община, неразделившаяся патриархальная семья, включающая в себя представителей сразу нескольких поколений.

30 Mujamoвuh Б. Основни погледи напред ака и радикала током 80-тих година XIX века. - Српска политичка мисао. 1996, бр. 1-4, с. 256.

31 Jанковиh Д. О политичким странкама у Србиjи XIX века. Београд, 1951, с. 257.

32 Пpomuh М. Указ. соч., с. 111.

33 Он же. Радикал и у Србиjи. Идеjе и покрет (1881-1903). Београд, 1990, с. 80.

34 Николиh М. Радикални покрет у Србиjи. Библиотека "Друштва Светозара Маркови а". Београд, 1890,с. 59.

стр. 69

Для того, чтобы объяснить это противоречие, следует выяснить, что из себя реально представляли те самые "принципы радикализма", причем в авторском звучании, а не в трактовке потомков; и оценить, насколько правомерно относить исповедовавшую их партию к парламентским организациям, как это делает большинство историков. Последнее особенно важно, ибо речь идет о победителях в схватке с монархом, ставших олицетворением нового режима, легитимность которому и придавала либеральная конституция 1888 г.

Итак, в основе государственно-политических воззрений Пашича и его соратников лежала идея "народного суверенитета", суть которой четко выражена в первой статье проекта конституции, подготовленного ими летом 1883 г.: "Сербский народ - суверен в Сербском королевстве. От народа исходит всякая власть. Народ - источник и хранитель власти в государстве" 35 .

Этот принцип верховенства суверенной народной воли подлежал институцио-нализации в рамках модели "народного государства" (или "государства - народного дома" 36 ), каковая, в свою очередь, базировалась на трех китах. Первый - это давняя традиция самоуправления, как основа всей радикальной системы административно-политического устройства Сербии и воплощение полной демократии. Второй - центральное положение Народной скупщины, которая как верховный орган народного представительства приобретала бы с точки зрения властных прерогатив решающее значение, практически затмевая собою престол. И третий, что логически вытекает из первых двух позиций - вторичность исполнительной власти. Кабинет министров, согласно проекту, находился в полной зависимости от скупщины, лишенный свободы даже оперативного маневра. На местном уровне - в общинах и срезах (уездах) - все чиновники подлежали избранию, причем с правом досрочного отзыва.

На практике данная "триада" означала бы следующее. Сербский народ, сохранивший высокую степень внутренней однородности и традиционно организованный в самоуправляющиеся первичные коллективы (общины), должен был самостоятельно и без посредников (бюрократии), управлять собой и на государственном уровне, свободно выбирая своих доверенных лиц в скупщину, становящуюся средоточием народного суверенитета. Тем самым, давние демократические особенности, присущие социальной организации сербов, были бы не только сохранены, но и закреплены на "верхних этажах" государства. А это, в свою очередь, смогло бы наилучшим образом гарантировать базисные характеристики самого социума - эгалитаризм, коллективизм, солидарность, - уберегая его от эрозии. Народная воля, таким образом, господствуя и в общине, и в скупщине, защищала бы самое себя 37 . В этой проекции исходного самоуправленческого начала на государственное здание в целом и состояло качественное отличие политической доктрины сербского радикализма ("государство - народный дом").

Опорой такого государства объявлялась радикальная партия. При этом она выступала в двух ипостасях: как важнейший инструмент борьбы за него - путем победы на выборах с дальнейшим проведением конституционной реформы - и как главный стержень его же функционирования.

35 Текст радикального проекта конституции опубликован в: Милотевиh Р. Тимочка буна. Успомене Раше Милошевиhа, члана Главног одбора Народне радикалне странке. Београд, 1923. с. 106-126.

36 "Конституционное государство, - говорил Никола Пашич в 1881 г., - это народный дом, который строится и развивается на основе братского договора" ( Пашиh Н. Писма, чланци и говори (1872-1891). Приредили Л. Перовиh и А. Шемjакин. Београд, 1995, с. 95).

37 "Народ сербский, - утверждал тот же Пашич летом 1896 г., - полон демократического духа и демократических особенностей. Но, вместе с тем, он также полон консерватизма в своих общественных воззрениях. И если бы государственные институты и законы проистекали из этого его духа и особенностей, как, собственно говоря, и должно быть. то они бы носили постоянный характер и могли развиваться веками, не меняя своих основ (выделено нами. - А.Ш.)" (АСАНУ, бр. 10593/4, л. 1; Архив Cpбиje (далее -АС). Ф. Поклони и откупи. Збирка Ристе Одавиhа. Kyтиja XI, бр. 44 (Шта каже Никола Пашиh?). л. 8).

стр. 70

Радикалы, следовательно, боролись за власть, чтобы, используя ее в качестве мощного централизованно- регулирующего рычага, проводить политику в интересах большинства народа и обеспечить его защиту от эксплуатации немногих. "Наша партия, - подчеркивал летом 1882 г. один из самых ярких радикальных "апостолов" Пера Тодорович, - ... считает, что именно выполнение экономической функции, о чем нынешняя власть (т.е. напредняцкое правительство. - А.Ш. ) так мало заботится, является самой важной задачей государства". Она выступает за то, "чтобы государство взяло на себя заботу о народном хозяйстве и осознанно регулировало экономические отношения в обществе". Она, наконец, "ставит на первое место народное благосостояние, понимая под таковым зажиточность всех граждан" 38 .

Как видим, в своей трактовке государства сторонники Пашича отнюдь не собирались ограничивать его компетенцию исключительно полицейско-политическими функциями, подобно напреднякам. Напротив, они последовательно распространяли ее и на общественно-экономическую сферу. Их "народный дом", таким образом, становился гарантом сохранения в Сербии социального статус-кво (согласно старой формуле: "сербский народ - сообщество равных"); соответственно и целью его провозглашалась не свобода отдельного гражданина как личности, но "зажиточность всех граждан", т.е. социальное равенство.

В основу такого понимания государственности радикалами были положены традиции общины и задруги (самоуправление, коллективистская ментальность, готовность добровольно принимать авторитарную власть своего, пока он старается на пользу всех, и т.д.), что соответствовало и ее патриархально-народному восприятию - государство есть не что иное, как многократно увеличенная копия семьи 39 . В этом "согласии" состояла еще одна причина той безусловной поддержки, оказанной им сербским крестьянством.

Воспроизведенный здесь строй политической мысли радикалов позволяет заключить, что их типично народнические установки - примат коллектива над личностью, обычая над законом, равенства над свободой - носили ярко выраженный антилиберальный характер. Приобретая универсальное значение ("Не все народничество социалистично, но все народничество - антикапиталистично и антилиберально по идейному содержанию 40 ), данная констатация подводит нас ко второй части поставленного выше вопроса - насколько организация, исповедующая традиционные ценности, может считаться подлинно парламентской? Даже при том, что ее лидеры постоянно твердили о свободе, демократии и парламентаризме.

Для исследователей, привычно встраивающих партию Пашича в европейский политический контекст ("Сербские радикалы, безусловно, принадлежали к великой семье европейского радикализма" 41 ), такого вопроса попросту нет. Как и нет сомнений в том, что они "выше всего ставили демократические свободы и... права человека" 42 , "защищали принципы современного парламентаризма, всеобщего избирательного права и личной свободы" 43 , "решительно отстаивали демократические

38 Говор Пере Тодоровиhа 27 jyna 1882 г. - Записник рада Главке скупштине Народне радикалне странке. Београд, б/г., с. 58, 61-62.

39 "Общинная ментальность" крестьянства, подчеркивают Л.В. и В.П. Даниловы, несмотря на то, что она "формировалась в рамках локального сообщества", экстраполировалась "и на социум в целом". Отсюда - "восприятие государственности в качестве связи отдельных микромиров, а самого государства как во много раз увеличенной копии своего микромира" ( Данилова Л. В., Данилов В.П. Крестьянская ментальность и община. - Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). М., 1996, с. 23).

40 Зверев В.В. Западноевропейский либерализм и русское народничество: общее и особенное. - Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы..., с. 270.

41 Пpomuh М. Радикали у Србиjи..., с. 183.

42 Там же, с. 182-183.

43 Аврамовиh З. Демократско насле е Cpбиje. -Токови историjе. 1997, бр. 3-4, с. 204.

стр. 71

идеалы и парламентскую процедуру в политической борьбе" 44 . Причем в своем парламентаризме они находились исключительно под западным влиянием" 45 , и прежде всего - под влиянием "британской конституционной и парламентской традиции" 46 . Как же иначе, ведь "Сербия двигалась к европейскому типу государства, а процесс этот возглавляли именно радикалы" 47 . "Элита, - как бы подводится итог, - все больше поворачивалась к Западу" 48 .

Но если авторы данных утверждений правы, то с чего бы тогда радикальной ее части входить в клинч с напредняками - принципиальными сторонниками "европеизма" в его самых чистых формах? Эта очевидная неувязка в цитируемых трудах никак не объясняется.

А между тем, по собственному признанию радикалов, черпая идеи и вдохновение в "историческом прошлом народных форм организации общества", они были противниками "принципа чистой абсолютной свободы", поскольку он никак не учитывал "важнейшей основы, которая связывает воедино все общество, а именно - солидарности его членов и их благосостояния" 49 . Очевидно, что радикальные представления о свободе несли в себе мощный социальный заряд. При таком раскладе, подчеркнем еще раз, "свобода являлась средством, равенство - целью" 50 .

Оставил свое мнение на этот счет и сам лидер партии: "Когда я говорю о свободе, я не имею в виду нигилистический индивидуализм. Над нами вознесено государство как высшая индивидуальность. Поэтому его свобода не должна ограничиваться свободой отдельного гражданина". И далее: "Парламентаризм - это средство, а не цель в политике. Целью же является сила и величие государства, которые зиждутся на народном благосостоянии" 51 .

Такой подход к вопросу о соотношения свободы государства и отдельного гражданина точно выразил немецкий социолог Карл Манхейм: "Только государство, развиваясь по своим собственным законам - свободно. Индивидуум ограничен и может быть полезен только в границах более широких общностей" 52 . Из этого следует, что либеральный лозунг свободы личности радикалы сознательно подменяли идеей консервативной консолидации, т.е. лозунгом свободы всего коллектива (этноса, народа, государства).

То же самое произошло и с понятием "демократия".

Во введении уже говорилось об историчности и вариативности данной категории. Так вот, в отличие от позднейших историков, трактующих сербских радикалов сугубо по- современному - как демократов чуть ли не либерального толка ("права человека", "личная свобода", "парламентская процедура") - и "европеизирующих" их тем самым значительно больше, чем они того заслуживают, люди той эпохи делали акцент на другом. Душан Николаевич (сын одного из основателей радикальной партии Светомира Николаевича), к примеру, утверждал, что Пашич и его соратники "были носителями нашего, специфически нашего демократизма" 53 . А Йован Дучич - блестящий поэт, философ и дипломат - характеризуя самого партийного лидера, писал: "Пашич правил по конституции, но олигархически. Он не был столь уж строгим педантом

44 Баmаковиh Д. Cpбиja на Западу: о француским утицаjима на политички развоj модерне Србиjе. - Сусрет или сукоб цивилизациjа на Балкану (Зборник радова). Београд, 1998, с. 319.

45 Пpomиh M. Радикали у Србиjи..., с. 181.

46 Он же. Идеjе европског радикализма и Народна радикална странка у Србиjи. - Европа и Срби (Зборник радова). Београд - Нови-Сад, 1996, с. 275, 280.

47 Он же. Радикали у Србиjи..., с. 183.

48 Mарковиh П. Став према Западу у cpпскоj модерноj истории. - Европа и Срби..., с. 595.

49 Ан елкови . Мисли о изврше у привредног програма радикалне странке. Београд, 1891, с. 26.

50 Перовиh Л. Српски социалиста XIX века..., к . 3, с. 91.

51 Kojиh Д. После годину дана, политички тестамент. - Политика. 10 децембар 1927 г., бр. 7048.

52 Манхейм К. Диагноз нашего времени. M., 1994, с. 606.

53 Hиколаjевиh Д. У чему jе смисао Николе Пашиhа. - "Пашиh". Илустровани радикални алманах. Гра а за педесетогодиш у исторту Народне радикалне странке и политичку исторту Србиjе. Београд, 1927, к . 4, с. 45.

стр. 72

в отношении статей конституции, как того желал король Петр (Карагеоргиевич. - А.Ш.) 54 , но никогда не нарушал ее без необходимости. У нас тогда была счастливая эпоха - никто не выступал против конституции, но и не особенно-то взыскивалось за нарушение закона... До самой смерти Пашича, когда наступил закат той великой эпохи, в нашей стране случаи беззакония были нередки, однако оно никогда не становилось системой" 55 . Вряд ли подобный принцип "правления", равно как и соответствующий ему тип политического мышления, сформировавшийся, естественно, задолго до превращения его носителя в "некоронованного короля Сербии", можно считать калькой с канонов европейской демократии.

Суть же "специфически нашего", т.е. замешанного на старых общинных традициях, демократизма радикалов состояла в том, что свободно выраженная политическая воля целой корпорации парила в своем могуществе высоко над всякой отдельной волей, подминая ее под себя, ибо "государство и нация не должны пониматься как сумма их индивидуальных членов, напротив, индивидуум должен пониматься как часть более широкого целого" 56 .

Истоки таких (солидаристских) представлений о демократии следует искать в том, что ключевым в сербской культуре XIX в. понятием являлась "общность" (община, народ, этнос), а не "индивид", как на Западе. В условиях, когда гражданское общество в стране только-только зарождалось, внутри него преобладало однонаправленное движение от коллектива к человеку. Обратной связи практически не было. Поэтому, как удачно выразил суть этого явления для типологически родственной сербам России отечественный философ И.К. Пантин, "согласование личных и общественных интересов подменялось здесь их отождествлением за счет низведения первых до степени несуществующего" 57 . На базе этого, универсального для всякого традиционного общества, принципа социокультурной регуляции и формировалась архаическая модель общинной "демократии консенсуса" 58 , не терпящей диссидентства и часто превращавшейся в террор большинства 59 . По точной оценке французского философа Жана Бешлера, "община предлагает исключительно чистую транскрипцию демократических принципов". Однако, "ее институты не имеют ничего общего с теми, которые создала современная эпоха" 60 .

Как видим, радикальное восприятие демократии не основывалось на признании плюрализма; тем самым оно отрицало саму суть либеральной идеологии,

54 Петр Карагеоргиевич (1844-1921) - король Сербии (1903-1918) и Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (1918-1921). Вступил на престол после переворота 29 мая 1903 г., в результате чего династия Обреновичей была уничтожена. С июня 1914 г. под предлогом ухудшения здоровья отошел от дел, возложив исполнение королевских обязанностей на престолонаследника Александра Карагеоргиевича.

55 Дучиh J. Сабрана дела. Capajeвo, 1969, к . 6, с. 192.

56 Манхейм К. Указ. соч., с. 618.

57 Пантин И.К. Драма противостояния. Демократия и либерализм в старой и новой России. - Полис, 1994, N3, с. 79.

58 Дого М. Србиjа и Срби у модерним временима: европски модели и комунициран са сполним светом. - Европа и Срби..., с. 573.

59 Немецкий историк Герхард Симон так обрисовал механизм принятия решений в рамках данной модели: "В этом крестьянском мире, в основном предоставленном себе самому, важные для каждого отдельного человека решения принимались на сходе, собрании глав семей. Достижение единогласия было предпосылкой дальнейшего существования крестьянской общины. Как только решение было принято, расколы и отклонения становились непозволительными, так же как и обращение с обжалованием куда-нибудь за пределы общины. Деревенское самоуправление принимало свои решения на основании местного, весьма различного обычного права, а не на основании писаных законов; это происходило неформально, а не посредством установленной процедуры, поддающейся опротестованию в судебном порядке. Личный авторитет какого-либо главы семейства имел больший вес, чем формальное голосование". И при этом единогласие "не является результатом свободного волевого решения. Оно является результатом принуждения... и достигается под угрозой санкций" ( Симон Г. Мертвый хватает живого. - Цивилизация, вып.4.М., 1997, с. 128).

60 Бешлер Ж. Демократия. Аналитический очерк. М., 1994, с. 156.

стр. 73

а значит - и выраставшую непосредственно из нее доктрину парламентаризма.

В рамках такого восприятия принцип разделения властей - этот краеугольный камень системы парламентского правления - терял почти все свое значение. Ведь если законодательная власть, т.е. народное представительство, является органом, выражающим общую волю, то противопоставить ей другие ветви власти - исполнительную и судебную - в качестве равных факторов и реальных противовесов, практически невозможно. Наоборот, правительство и судебную систему следует рассматривать как нечто, из законодательной власти вытекающее и в значительной степени ей подчиненное 61 . Именно поэтому говорить о какой-то независимости властей в концепции соратников Пашича не приходится; речь может идти только о распределении функций единой нерасщепленной власти.

Отсюда следует, что идея неограниченных полномочий высшего представительного органа (выступавшего в радикальном проекте конституции сразу в нескольких ипостасях - законодатель и толкователь законов, контролер исполнительной власти и верховный судья 62 ) как воплощение доктрины "народного суверенитета" не имела ничего общего с началами парламентаризма. Народный собор с эксклюзивными правами - своего рода сербский Конвент - в корне отличался от типичной европейской палаты.

Теперь обратимся к выборам, регулярное проведение которых было непременным условием действенности парламентской системы. В Европе, являясь частным делом каждого обладающего правом голоса гражданина, они служили инструментом для выявления победителя в политическом соревновании и определяли длительность мандата сформированного им партийного кабинета. У сербских радикалов все по-другому. С одной стороны, как они полагали, участие в выборах - это не столько право члена корпорации сербских граждан, сколько его обязанность, своеобразный критерий принадлежности и лояльности к ней 63 . С другой же, свободные выборы представлялись им средством для прихода к власти - и то к власти вечной. Ведь в условиях крайне слабой дифференциации интересов внутри социума, а значит отсутствия реального плюрализма и соревновательности, избирательная система обеспечивала партии Пашича безраздельную гегемонию в Народной скупщине, что превращало бы ее в партийный парламент. Суверенная же власть радикальной скупщины и самому государству придала бы партийный характер.

Итак, можно заключить, что за квазипарламентским фасадом политических взглядов радикалов - выборы, представительная система, демократические свободы, право большинства на формирование кабинета и т.д. - скрывалась совсем не парламентская суть. Буква убивала дух. Верховенство "народного суверенитета", за что они активно выступали, не могло не трансформироваться в социально однородной стране в безусловную власть одной-единственной партии, представлявшей огромное большинство народа. И чем шире бы были гражданские права и свободнее выборы, тем больше бы у нее оказалось шансов править вечно.

Как видим, народнические "принципы радикализма" имели мало общего с либеральной доктриной парламентаризма. А потому конституция 1888 г. никак не может быть названа "венцом развития идеологии радикальной партии" 64 . "Списанная" с Основного Закона Бельгии 1831 г., она вводила в Сербии парламентскую систему правления, закрепляла принцип разделения властей, гарантировала гражданские права и свободы. Кроме того, она поставила законодательную деятельность Народной скупщины в зависимость от воли и вето короля, наделив их в данной сфере равными правами и фактически противопоставив друг другу, что "явилось самой главной

61 Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762-1914. М., 1995, с. 14-15.

62 Шемякин А.Л. Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция (1868-1891). М., 1998, с.295- 296,298.

63 Там же, с. 317-318.

64 Пpomuh М. Радикали у Србиjи..., с. 80.

стр. 74

уступкой, сделанной радикалами монарху" 65 . "Крестьянская радикальная партия, -справедливо указывал в 1939 г. Миливое Попович, - завоевала чисто политическую конституцию, в которой закреплялись политические свободы и парламентаризм по образцу либеральных идеологов семидесятых годов, но отнюдь не в духе идей ее основателей" 66 .

Но почему тогда, "начав борьбу за конституционную реформу с одной программой, радикалы закончили ее принятием решений, которые той программе уже не соответствовали" 67 ? Было ли это свидетельством их "отрезвления" от крайности политической юности и отхода от "утопических" теорий? Примерно так думает большинство представителей традиционной историографии. Вот яркий пример: "В относительно короткое время, т.е. всего за одно десятилетие, сербские радикалы пережили глубокую идейную эволюцию" 68 .

Однако, как нам представляется, причины одобрения радикалами "не тех" решений лежали в другом. С одной стороны, поддержав предложенный королем парламентский Устав, они действительно пошли на компромисс: особенности политической борьбы конца 1880-х годов, а именно - открывшаяся возможность легальной победы вкупе с признанием неизбежности "платы" за нее вынудили их поступить так. "Мы приняли новую конституцию - даже с теми недостатками, против которых боролись, ...считая ее значительно лучше прежней (1869 г. - Л.Я/.)" 69 - эти слова ближайшего соратника Пашича Перы Велимировича передают суть радикальной "уступки" в тактике.

Но, с другой стороны, пойдя на компромисс, радикалы не изменили себе в стратегии - используя все политические преимущества, дарованные новой конституцией, они предполагали реализовать свои идеи, причем в их "первозданном" виде. Звучит парадоксом. А между тем его здесь нет. Им помогла бы сделать это все та же объективная неготовность Сербии к "чистому" парламентаризму. Алгоритм прежний - присущая сербам социальная однородность, при запуске парламентского механизма (свободные выборы, ответственность кабинета перед народным представительством и т.д.), не могла не "конвертироваться" в политическую монополию партии, выражавшей интересы 9/10 населения. Не к этому ли все время стремились радикалы? Как видим, в условиях аграрного (традиционного) общества и "парламентаризм" шел им на пользу.

Глубоко прав был А. Вебер - "там, где отсутствуют предпосылки, парламентское правление невозможно, либо, по меньшей мере, оно действует плохо" 70 . В том же, что предпосылки эти в Сербии действительно еще не созрели, мало кто из современников сомневался. Так, 17 сентября 1895 г. председатель Кассационного суда Никола Крстич отметил в ежедневных записях: "И сегодня у нас нет достаточно элементов для парламентской жизни" 71 . А дипломат и драматург Владимир Велмар-Янкович окрестил конституционную практику страны "суррогатом европейского парламентаризма" 72 . И он же подчеркнул в своем блестящем эссе: "Во второй половине XIX в. Сербия начала заимствовать от западных демократий конституционные формулы, демократические институты, методы и модели; она даже приняла один из самых передовых в Европе того времени Основных Законов (1888 г.). Однако, существовала огромная разница как в способах применения положений конституции у нас и за рубежом, так

65 Данченко С.И. Развитие сербской государственности и Россия. 1878-1903. М., 1996, с. 236.

66 Пonoвиh М. Указ. соч., с. 156-157.

67 Cmojичиh С. Тимочка буна и уставна реформа у Србиjи 1888 године. - Тимочка буна 1883. и ен друштвено-политички значаj за Cpбиjy XIX века (Зборник радова). Београд, 1986, с. 171.

68 Батаковиh Д. Cpбиja на Западу..., с. 319.

69 АСАНУ, бр. 10593/4, л. 17.

70 Вебер А. Указ. соч., с. 91.

71 АСАНУ, бр. 7213. Дневник Н. Крстиhа. Jавни живот (1895), л. 116-117.

72 Велмар-Jaнковиh В. Поглед са Калемегдана. Оглед о београдском човеку. Београд, 1992, с. 101.

стр. 75

и между заимствованной демократией и нашей автохтонной демократичностью, которую сам наш народ и создал" 73 . Это подтверждается и мнением "со стороны". Как писал в 1904 г. британский дипломат Герберт Вивиан, сербы "еще не созрели для благодати демократии. Они должны обрести немалый опыт, зачастую весьма болезненный, прежде чем встать вровень с ней. Я не говорю, что они не смогут подготовиться к переменам, просто мне не хочется быть свидетелем этого процесса. С куда большим удовольствием я буду вспоминать тех дивных людей такими, какими я их узнал" 74 .

Примечательно, что с данными выше оценками вынуждены согласиться и некоторые из исследователей, кто настаивал на априорной готовности Сербии к "парламентской жизни". "Чистый парламентаризм, - признает Слободанка Стоичич, - без каких-либо ограничивающих его институтов предполагал многолетнюю гегемонию радикальной партии" 75 , поскольку, читаем у Васы Чубриловича, "прогрессивные положения Устава 1888 г. подразумевали все-таки более развитую общественную (гражданскую) среду, чем та, которая сложилась в Сербии к концу XIX в." 76 . Что в общем-то и требовалось доказать.

Изложенный материал, думается, позволяет определиться и с так называемой сербской многопартийностью. Осмелимся утверждать, что из самого факта создания в 1881 г. трех самостоятельных партий (радикальной, напредняцкой, либеральной) автоматически совсем не следует, будто в стране тут же сложилась плюралистическая многопартийная система. Ведь высокая степень социальной гомогенности сербского народа - почти 90% крестьян примерно равного имущественного состояния при фактическом отсутствии буржуазии и аристократии - давала мало простора для деятельности политических партий в европейском их понимании, которые по определению должны представлять интересы отдельных социальных групп или классов в обществе, где таковые имеются. "Политические партии, - подчеркивает в данной связи А.Н. Медушевский, - стали новой реальностью конца XIX - начала XX вв., отразив выход на историческую арену широких народных масс, их неоднородность, рост социальных противоречий, раскол общества на слои с различными, а то и противоположными интересами, которые нуждались в особом представительстве" 77 .

В Сербии "раскол общества на слои" еще не произошел, и, следовательно, почва для становления классической многопартийности была весьма зыбкой. Радикалы действительно вывели "на историческую арену" крестьянство, но практически все оно, по причине нерасщепленности внутрикорпоративных интересов, оказалось под их знаменами. "Та быстрота, - отмечает Л. Перович, - с какой они покрыли всю страну сетью своих партийных комитетов, равно как и немногочисленность двух других сербских партий - либеральной и напредняцкой, показывает, что гражданское общество в Сербии 80-х гг. XIX в. находилось еще в зачаточном состоянии" 78 . Поэтому вполне убедительно звучит обобщающий вывод О. Попович- Обрадович - "в начальный период парламентского правления в стране фактически (хотя и не номинально) сложилась система партийного монизма" 79 .

В этом контексте поистине знаковой представляется реакция сербских политических партий на государственный переворот, осуществленный Александром Обреновичем 9 мая 1894 г., в результате чего Устав 1888 г. был отменен. В то время как радикалы решительно осудили действия монарха, напредняки и либералы отмену "парламентской" конституции приветствовали, ибо, по их мнению, "она давала возможность находиться у власти только одной партии - радикальной, пользовав-

73 Там же, с. 79-80.

74 Vivian H. The Servian Tragedy, with Some Impressions of Macedonia. London, 1904, p. 252.

75 Cmojuruh С. Тимочка буна..., с. 171.

76 Чубриловиh В. Указ. соч., с. 362.

77 Медушевский А.Н. Проблемы современной демократии..., с. 11.

78 Перовиh Л. Српски сощцалисти XIX века..., к . 3, с. 120.

79 Поповиh-Обрадовиh O. Парламентаризам у Србиjи..., с. 48.

стр. 76

шейся безраздельной поддержкой народа". Отмена же Основного Закона "дает возможность и партиям, лишенным народной поддержки, с помощью двора приходить к власти" 80 .

Налицо парадоксальная ситуация - традиционалистски и антилиберально настроенные радикалы поддерживают "парламентскую процедуру", поскольку та обеспечивает им монопольное присутствие во власти; европейски же ориентированные и приверженные самой идее парламентаризма партии отвергают ее, ведь именно она выталкивает их на обочину сербской политики. Данный парадокс, на наш взгляд, уже сам по себе есть лучшее доказательство объективной неготовности Сербии конца XIX в. к реализации классической парламентской модели.

Теперь обратимся к главному сюжету - анализу политического режима, установившегося в Сербии с принятием конституции 1888 г.

Первые же прошедшие в соответствии с новым Уставом всеобщие выборы (14 сентября 1889 г.) завершились для радикалов подлинным триумфом. Из 117 депутатских мандатов они получили 102, тогда как либералы - 15, а напредняки - вообще ни одного. Радикальное большинство в скупщине было настолько подавляющим, что историк Живан Живанович с полным правом назвал ее не Народной, а "партийной скупщиной" 81 . Спикером такого "парламента" стал Н. Пашич, занимавший одновременно и пост председателя ЦК партии.

Наряду с народным представительством радикалы в 1889 г. обрели фактическую монополию в Государственном Совете, Кассационном и Апелляционном судах, Главном контрольном управлении. Они же сформировали и правительство во главе с Савой Груичем. В стране сложился радикальный режим (или "радикальное царство", как его определил П. Тодорович 82 ), т.е. тот тип власти, к которому Пашич и соратники всегда стремились. Она была у них в руках - единоличная, неделимая и, как им казалось, вечная. 12 февраля 1891 г., выступая на заседании своего депутатского клуба, Пашич заявил: "Мы будем управлять страной еще долгие годы" 83 . Единственным "нерадикальным" органом оставался Регентский совет (Йован Ристич, Йован Белимаркович, Коста Протич), но и он никак не проявлял себя в условиях тотальной политической гегемонии радикалов. "Корона ни в чем нам не препятствует, - говорил их лидер 9 февраля 1891 г., - и у нас развязаны руки. Главное сейчас, чтобы мы были едины" 84 .

Единство же радикалов теперь во многом зависело от "гармоничности" отношений внутри правящего радикального треугольника (Центральный комитет - фракция - кабинет). Чем же она достигалась?

Одним из первых законов, принятых "радикальным" парламентом, был "Закон о порядке работы Народной скупщины". Им обеспечивалось преобладание законодательной власти над исполнительной, т.е. жесткая подотчетность правительства скупщине. Законодательная же власть в новых условиях могла функционировать только через радикальный депутатский клуб, объединявший 9/10 от общего числа народных посланников. По Уставу клуба, "все его члены должны делать в скупщине то, что решило большинство клуба. В случае, если член клуба не согласен с решением большинства, он все равно обязан голосовать за это решение во всех принципиальных и политически важных вопросах" 85 . Железная дисциплина, как видим, насквозь пронизывала фракцию. В такой ситуации голосования на пленумах скупщины превращались в пустую формальность. И все дискуссии в ней, инициируемые слабой либеральной оппозицией, были изначально бесплодны. Настоящей парламентской

80 Joвановиh С. Влада Алаександра Обреновиhа. Београд, 1935, к . 2, с. 25.

81 Живановиh Ж. Политичка историjа Cpбиje у другoj половини XIX века. Београд, 1924, кн. 3, с. 37.

82 Тодоровиh П. Огледало. Зраке из прошлости. Приредила Л. Перовиh. Београд, 1997, с. 206.

83 АСАНУ, бр. 9991/2 (Записник седница клуба Народне радикалне странке), 32 састанак.

84 Там же, 31 састанак.

85 АСАНУ, бр. 9991/1 (Протоколи седница радикалног клуба у Скупштини 1889-1890). Правила клуба Народне радикалне странке, чл. 11.

стр. 77

(межпартийной) борьбы в новом сербском парламенте не было. Перед нами - идеальное воплощение того, что радикалы называли "парламентаризмом". "Если скупщина избрана парламентским путем, - говорил 5 июня 1893 г. вице- лидер их фракции Ранко Тайсич, - и так же составлен кабинет, то решать все вопросы должно большинство, не обращая внимания на то, что думает меньшинство из десятка человек" 86 .

В рамках такого "парламентаризма" правительство было накрепко привязано к радикальному парламентскому клубу, который являлся средоточием законодательной власти. "Радикальный кабинет никогда не действовал в обход клуба, но всегда искал договора и согласия с ним" 87 - подчеркивал Пашич 12 декабря 1890 г. Точно! Система партийного государства, как мы уже видели, по определению отрицала возможность автономного существования исполнительной власти. И как только между фракцией и правительством возникли разногласия (февраль 1891 г.), судьба последнего была решена - С. Груич подал в отставку с поста премьера. "Клуб радикальных депутатов, состоящий по преимуществу из крестьян, - описывал расклад сил внутри правящего режима классик сербской историографии Слободан Йованович, - держит радикальный кабинет под постоянным надзором. По причине такого не виданного ранее преобладания скупщины над правительством, поговаривают даже, что у нас сложилась диктатура крестьянского конвента 88 . Но и это не все.

Что касается самого депутатского клуба, то партийное руководство уделяло особое внимание его персональному составу. В инструкции местным комитетам партии, направленной в регионы после ее третьего съезда (8 июля 1890 г., Ягодина), Пашич, на правах вновь избранного председателя ЦК, сообщал набор критериев, которым должны были соответствовать выдвигаемые снизу радикальные кандидаты в депутаты. Так вот, главным среди них был следующий: необходимо, чтобы каждый претендент на депутатский мандат от радикалов "всегда подчинялся решениям партии и строго соблюдал партийную дисциплину" 89 . "Ну, а "решения партии" - суть решения Центрального комитета, который "представляет ее во всех случаях". Именно так было записано в резолюции второго съезда радикалов, состоявшегося 28 мая 1889 г. в Нише 90 .

Круг замкнулся: приводные ремни внутри радикального механизма шли не от правительства к партии, как это было принято в европейской политической практике, а наоборот - от партии (Центрального комитета) к кабинету, через парламентский депутатский клуб (фракцию). И в результате Пашич как "вечный" председатель высшего партийного органа, даже не будучи премьер-министром, прочно держал бразды правления в своих руках.

Показательно, что так же "абсолютно" статус лидера партии воспринимали и ее рядовые члены. Несмотря на то, что в 1889-1891 гг. пост премьера занимал С. Груич, все просьбы о желательных кадровых перестановках местные радикальные функционеры адресовали отнюдь не ему, но Пашичу. "Если ты, уважаемый товарищ, - обращались к нему члены городского комитета из Вранье, - как вождь нашей партии, не в состоянии сделать для нашего города то, о чем мы тебя просим, тогда, по крайней

86 Записници са седница клуба посланика Народне радикалне странке у Народноj скупштини, године 1893. - Архивски преглед. 1994-1995, бр. 1-4. с. 56.

87 АСАНУ, бр. 9991/2 (Записник седница клуба Народне радикалне странке), 17 састанак.

88 Jовановиh С. Влада Александра Обреновиhа, к . 3. - Сабрана дела Слободана Jовановиhа. Београд, 1990, т. 7. с. 363. Еще более заострены констатации публицистов: "Во время правления радикалов правительства трепетали не перед Народной скупщиной, но перед горстью людей из радикального клуба, которые, таким образом, осуществляли не только законодательную, но (через послушных министров) и исполнительную власть. Режим Н. Пашича, следовательно, никогда не являлся парламентским. Он всегда был конвентским" ( Byкичевиh В. Политички преглед. - Нова Европа. кн. XVI, бр. 3-4. 11 августа 1927, с.126).

89 Архив Jyrocnaвиje (далее - AJ), ф. 143 (Заоставштина Н. Пашиhа), фасцикла 4.

90 Ивиh Л. Историjа радикалне странке. - Велика Cpбиja. Август 1997, бр. 403, с. 52.

стр. 78

мере, сообщи нам об этом, и мы выйдем из этой партии, где все решает воля министров" 91 .

В одной анонимной рукописи, автор которой, судя по содержанию, всецело на стороне Милана Обреновича, эта важнейшая особенность радикальной иерархии власти охарактеризована очень точно. "Партийная дисциплина, - писал аноним, - вместо того, чтобы начинаться с правительства, на нем заканчивается. И вместо того, чтобы партией руководило именно правительство, как собрание самых авторитетных и мудрых ее членов, оно само находится под постоянным контролем и давлением партийной дисциплины. Бедные члены кабинета терпеливо сносят это господство дисциплины, толкователем которой является радикальный депутатский клуб и Центральный комитет партии. Они всегда безусловно покоряются ей, и в этой своей покорности, как только появляются те или иные вопросы, уже знают, что, видимо, пришла пора уходить со своих мест. Такой порядок, - резюмировал автор, - и у министров, и у радикального клуба называется "отступить парламент ар но" (выделено нами. -А.Ш.)" 92 .

Справедливость этой констатации подтвердил и С. Груич 9 января 1894 г. на встрече лидеров партии с королем Александром. Присутствовавший на ней Милан Обренович заявил: "Центральный комитет радикальной партии является ныне в Сербии верховной контрольной инстанцией по отношению не только к кабинету, но даже и к королю". Когда же экс-монарх обратился непосредственно к Груичу со словами: "Вы сами сказали, что существует практика во всех важных вопросах апеллировать к решениям Центрального комитета", со стороны премьера последовал ответ: "Такие решения вовсе не обязательны, но я уже могу отметить прогресс в этом вопросе - мой кабинет начал эмансипироваться от влияния Центрального комитета" 93 .

Признание, как видим, вполне доказывало "обвинение", выдвинутое бывшим королем. К тому же "эмансипироваться" от опеки высшего партийного органа Груич начал лишь тогда, когда Пашича в Белграде не было; с июня 1893 г. он занимал должность сербского посланника в России.

Итак, вполне очевидно, что в условиях "радикального режима" все нити законодательной и исполнительной власти сосредотачивались в руках Центрального комитета партии, который действительно становился "верховной контрольной инстанцией по отношению к правительству". Еще до упомянутой встречи с радикальными вождями 9 января король Александр начал проявлять недовольство таким положением вещей. 30 октября 1893 г. в разговоре с французским историком Альбером Мале он заявил:

"Несчастьем этой страны является то, что в ней нет центральной власти. Верите ли, но национальный комитет радикалов (т.е. ЦК партии. - А.Ш. ) пошел так далеко, что стал настаивать на своем вмешательстве в дело назначения чиновников" 94 . А накануне самой встречи король сообщил сербскому посланнику в Вене Джордже Симичу, что будет требовать от радикального правительства, кроме всего прочего, "освободиться от влияния Центрального комитета с тем, чтобы впредь он слушался министров, а не они его" 95 . В итоге кабинет отказался выполнить это требование вкупе с целым рядом других, следствием чего стала его отставка и назначение на пост премьера Дж. Симича.

Что ж, смешение властей и их объединение "под одной крышей" - это старая и хорошо известная особенность политического менталитета радикалов 96 . Они созна-

91 AJ, ф. 143, фасцикла 4.

92 АСАНУ, бр. 9795 (Где je Kpaj радикалнсу странци?).

93 AJ. Заоставштина В. Jовановиhа-Марамбоа, фасцикла 97.

94 Мале А. Дневник са српског двора. 1892-1894. Приредила и превела Л . Мирковиh. Београд, 1999, с.178.

95 АС. Мемоари ор е Симиhа, к . 3, с. 361.

96 Понимание парламентаризма как ничем не ограниченной власти большинства порождало у них стремление вознести его и над законом. Так, радикалы села Кучево, вступаясь за своего осужденного соратника, адресовались к Пашичу: "Мы просим вас исходатайствовать у министра юстиции его помилование, поскольку он является одним из самых видных членов радикальной партии". А члены Крагуевацкого горкома всерьез полагали, что после принятия конституции именно их партия "несет ответственность за изменения в судебной сфере и вообще за все судебные дела" (AJ, ф. 143, фасцикла 4). Что ж, модель партийного государства по определению имела мало общего с концептом государства правового.

стр. 79

тельно шли на концентрацию власти "в одних руках". Дабы радикальная партия была готова к управлению страной, писал один из их лидеров Стоян Протич, необходимо, чтобы "с одного места, от одного органа или человека направлялись четкие импульсы, координирующие деятельность всей партии". Для С. Протича бесспорно, что этим "одним человеком" мог быть только Никола Пашич - "естественный вождь партии" 97 . Поэтому, когда зимой 1891 г. тот, наследуя Груичу, вступил в должность председателя правительства Сербии, "радикальный режим", с точки зрения данной концепции власти, принял свой законченный вид.

Только имея в виду эту самую концепцию, можно рационально объяснить и предпринятую Пашичем в 1892 г. попытку занять место одного из регентов, освободившееся после смерти генерала К. Протича. Оценки же, дававшиеся такому его шагу политическими противниками или просто недоброжелателями - личные амбиции, властолюбие и т.д. 98 , упрощают проблему. Для нас очевидно другое: стремясь стать членом Регентского совета, Пашич шел на штурм последней, остававшейся в ту пору "нерадикальной", политической цитадели в Сербии. Первый Регент, многоопытный И. Ристич прекрасно понимал истинные мотивы радикалов, а потому постарался блокировать инициативу их лидера, не остановившись при этом перед нарушением конституции. В результате страна вновь вступила в полосу внутренних потрясений.

Показанный выше механизм функционирования "радикального режима", подводит нас и к проблеме, заявленной во введении, - проблеме политической культуры в Сербии конца XIX в. Уровень ее нагляднее всего прослеживается через призму отношения победителей-радикалов к своим поверженным в результате "наступления новой эры" соперникам.

Претендуя на монопольное представительство интересов народа, соратники Пашича решительно отказывали в праве на таковое другим сербским партиям. Как и прежде, напредняки и либералы для них - это не политические оппоненты, но непримиримые противники, а значит - враги народа. И если бы по его "недосмотру" власть оказалась в руках любой из противных партий, то "новая эра была бы задушена в ее смертельных объятиях" 99 . Надо всегда иметь в виду, тиражировал Пашич эту мысль на очередном партийном съезде в Заечаре (сентябрь 1891 г.), что "в случае прихода к власти тех, кто немилосердно преследовал нас в прошлом, все завоеванное и достигнутое немедленно превратится в прах". Наши политические противники, как заклинание повторял он, "не спят, они день и ночь подкапываются под народные завоевания, которые принесла с собой новая эра". Привычно смешивая интересы, цели и достижения радикальной партии с достижениями, интересами и целями народа ("радикальная партия завоевала народную свободу"), ее лидер отказывал своим "оппонентам" даже в праве на патриотизм. "Люди, которые довели Сербию до Сливницы (т.е. до поражения в войне с Болгарией 1885 г. - А. Ш.), - говорил он, - не могут упоминать о национальных задачах, о сербском освобождении и достоинстве Сербского королевства" 100 .

Как видим, несмотря на победу "парламентаризма", радикалы по-прежнему претендовали на идеологическую, политическую и национальную гегемонию в стране. В их сознании мало что изменилось - оно оставалось мессианским и предельно конфрон-

97 Цит. по: Поповиh-Обрадовиh О. Парламентаризам у Србиjи..., с. 81.

98 См.: Никола Пашиh у новоj Европи (у славу осамдесетогодиш ице). Загреб, 1926; Продановиh J. Никола Пашиh. - Српски книжевни гласник. 1927, кн. 20.

99 Пашиh H. Указ. соч., с. 328.

100 Там же, с. 333, 334.

стр. 80

тационным 101 . А значит, жестокая борьба с теми, кто не разделяет подобных претензий и "подкапывается под народные завоевания", продолжалась. Вплоть до проявлений физического террора против них. Всего один пример: 14-15 мая 1889 г. в Белграде имело место настоящее "линчевание" напредняков прорадикально настроенной толпой. Причем этот инцидент был весьма благосклонно воспринят, если не санкционирован, Костой Таушановичем - новым министром внутренних дел из радикалов 102 .

Очевидно, что столь нетолерантный подход "победителей" имел мало общего с европейской парламентской традицией. С другой же стороны, он нес в себе элементы собственного отрицания, порождая у гонимых и униженных оппозиционеров острое чувство мести, а у Короны (Регентского совета) - желание хоть как-то сбалансировать ситуацию во власти. Неудивительно поэтому, что когда осенью 1892 г. правительство Н. Пашича пало, и ему на смену пришел либеральный кабинет Йована Авакумовича, былой террор большинства сменился не менее жестким курсом меньшинства 103 . Политический ветер в стране (вспомним Я. Продановича) снова резко усилился - соответственно и Уставу 1888 г. оставалось "действовать" всего чуть более полутора лет.

Подведем итог. "Мирный переворот" 1888-1889 гг., связанный с вступлением в силу новой конституции Сербии, положил начало временной политической гегемонии радикалов. Все ветви власти (кроме Регентского совета) оказались под их контролем. В стране, несмотря на декларированный парламентаризм, сложился однопартийный "радикальный режим" (1889-1892 гг.). И в этом нет ничего неожиданного. Социальная однородность сербского общества при запуске "чистого" парламентского механизма не могла не трансформироваться в монополию "народной партии", выражавшей интересы подавляющего большинства населения. В таких условиях Корона, другие политические организации низводились до положения маргинальных придатков новой "абсолютной" власти. А потому "парламентская" конституция 1888 г. была обречена. Очередной раунд острейшей внутренней борьбы, развернувшейся в Сербии после 1892 г. и сопровождавшейся чередой государственных переворотов, наглядно подтверждает данную мысль - стремление "оперившегося" к середине 90-х годов. молодого монарха к личному правлению 104 с трудом уживалось с концепцией вечной и ни с кем не делимой власти радикалов 105 .

101 Мессианизм органически присущ радикальному сознанию. Причем не только на уровне вождей, но и партийных низов, привычно смешивавших "пользу страны и радикализма", и отождествлявших защиту прав своей партии с вопросом о "сохранении Сербии" (AJ, ф. 143, фасцикла 4).

102 Подробнее см.: Трифуновиh М. Историjа радикалне странке (Од постанка до 1903). Београд, 1995, с. 198-200.

103 Подробнее об этом см.: Mаpujaн В. Влада Зована Авакумовиhа. Пoкушаj сузбиjана радикализма у Србиjи Kpajeм XIX века. Београд, 1996.

104 В разговоре с А. Мале 13 ноября 1893 г. король Александр назвал конституцию 1888 г. "нашим анархическим Уставом" ( Миле А. Дневник са српског двора..., с. 187).

105 В 1903 г., после физической ликвидации династии Обреновичей, конституция 1888 г. (с небольшими изменениями) была восстановлена. И снова повторилось то, что уже было. Характеризуя новый политический режим - "золотой век сербского парламентаризма", по оценке многих, - Стоян Новакович писал: "Вместо власти одного человека в Сербии под маской демократии установлена власть представителей одной-единственной партии" (АС, ф. Ст. Новаковиhа, бр. 428, л. 3.).

Permanent link to this publication: