Тема русской военной разведки конца XIX века уже привлекала внимание исследователей. Так, И. С. Макаров, рассматривая развитие разведывательных структур Главного штаба (ГШ) начиная с эпохи великих реформ вплоть до создания специального разведывательного органа в структуре Генерального штаба в начале XX в., приходит к выводу, что по ряду причин и, прежде всего, недостаточности финансирования процесс формирования центрального разведывательного органа не соответствовал задачам, решаемым им в условиях обострения военно-политической обстановки, и отставал от аналогичных процессов в ведущих западноевропейских державах. В двухтомнике М. Алексеева "Военная разведка России от Рюрика до Николая II" и в "Очерках истории российской внешней разведки" внимание сосредоточено в основном на положении дел в Западной и Центральной Европе и на Дальнем Востоке, а ситуация на Балканах в интересующий нас период времени почти не освящена. Единственным специальным исследованием деятельности военно-морской разведки России, в том числе на Балканах в исследуемый период, является статья В. А. Петрова "Военно-морская агентурная разведка в первой мировой войне" ¹ . Зарубежные историки, занимающиеся русской военной разведкой, такие, как П. Хопкерк, Д. Схиммелпенник ван дер Ойе сосредоточили свое внимание на ситуации лишь в Центральной Азии, Афганистане, на Кавказе и на Дальнем Востоке ² .

В период царствования Александра III одной из приоритетных задач внешней политики России являлось получение контроля над турецкими проливами, так как пока они находились в руках Порты всему югу империи при любом европейском конфликте с участием России могло угрожать нападение иностранных держав. В связи с решением этой задачи руководство ГШ предполагало ограничиться занятием оборонительной позиции на Босфоре, а Дарданеллы оставить во владении султана. Обладание наступательной Дарданелльской позицией практически ничего не давало России в стратегическом плане по причине того, что морские силы ее главного потенциального противника в Средиземноморском регионе - Англии намного превышали возможности русского флота. Контроль же над Босфором если и не исключал, то существенно снижал возможность проникновения иностранных военных судов в русские воды и вероятность высадки десанта на черноморском побережье. После Берлинского конгресса, в корне изменившего политичес-

Асиновская Мария Юрьевна - аспирантка Истфака МГУ.

стр. 142

кую ситуацию на Балканах, наступление на Константинополь традиционным путем, через Балканский полуостров, стало предприятием почти невозможным. Турцию отделяли от России уже две границы: румынская и болгарская. Балканским коммуникациям русской армии угрожала враждебная Австро- Венгрия, а отношения России с Румынией, после отторжения от нее Бессарабии, оставляли желать много лучшего. В такой ситуации единственным выходом оставался морской десант русской армии на Босфор, подготовка которого, в том числе и разведывательная, стала одной из основных задач Военного министерства ³ .

Сама идея Босфорской десантной экспедиции начала рассматриваться Военным министерством не позднее января 1881 года. Об этом свидетельствует письмо военного министра Д. А. Милютина Управляющему Морским министерством адмиралу А. А. Пещурову от 6 января 1881 года. Он просит адмирала об открытии Морского агентства в Турции, в Константинополе, мотивируя свою просьбу необходимостью интенсификации русской военной и военно-морской разведки в этом регионе. Милютин писал: "...Угроза оружием Оттоманской Порте только тогда становится действенной, когда подвергает опасности Константинополь и Босфор. Если и прежде занятие такого положения нашими сухопутными армиями было сопряжено с неисчислимыми затруднениями, то тем более в настоящее время трудно рассчитывать на успех и даже самою возможность наступления сухопутным путем. Отсюда возрастает значение морского десанта ... следовательно, необходимо тщательно изучить морские средства Турции, оборону ее берегов, пунктов высадки десанта и подступов к Босфору и Константинополю" ⁴ .

Военное министерство предпринимало все возможное для усиления собственной разведывательной деятельности в Балканском регионе. Наряду с военным агентством в Константинополе (до русско-турецкой войны 1877- 1878 гг. единственным постоянным представительством русского Военного министерства в Балканском регионе), в 1881 г. было открыто аналогичное учреждение в греческой столице, во главе с А. П. Протопоповым. Русским военным агентом в Турции был назначен полковник В. Н. Филиппов. Офицеры, занимавшие должности военных агентов в Турции и Греции в период царствования Александра III, были людьми, обладавшими большими способностями к ведению разведки. Особо тщательным подбором кандидатур на данные посты ведала Канцелярия Военно-ученого комитета Главного штаба (ВУК ГШ). В 1888 г. Военное министерство назначило своих представителей в Сербию и Румынию, а в 1889 г. в Черногорию. В конце XIX в. военные агенты часто назначались не в одну страну, а в две и более.

Однако военные агентства эффективно работали лишь в Турции и Греции. Полковник Г. В. фон Поппен был аккредитован в Бухаресте и Белграде одновременно и поэтому был лишен возможности сообщать полноценные сведения. В Цетинье обязанности русского военного агента были возложены на воспитателя младшего сына черногорского князя Николая полковника Н. Р. Овсянова. Обязанности воспитателя почти не оставляли ему времени на разведывательную деятельность. Что касается представителя русского Военного министерства в Восточной Румелии, состоявшего при Генеральном консульстве в Филиппополе с 1879 по 1885 г., то сбором разведданных он практически не занимался, так как это не входило в сферу его прямых обязанностей. Все это говорит о том, что ГШ считал военные агентства в Турции и Греции ключевыми с точки зрения сбора разведывательной информации, а внутренним районам Балкан в тот период уделял меньше внимания.

Дополнительная информация о положении дел в регионе поступала от офицеров, командированных военным ведомством за границу на непродолжительный срок. Морское министерство тоже располагало собственными органами разведки. Таковыми были: корабли-стационеры, то есть военные суда, постоянно находившиеся на стоянке в каком-либо иностранном порту, морские агенты (с 1894 г.), морские офицеры, отправлявшиеся за границу для сбора разведывательных сведений. Источниками информации, правда, в

стр. 143

небольшом объеме, могли служить все русские военные корабли, плававшие в Черном и Средиземном морях. В 80-е - начале 90-х годов XIX в. (до назначения морского агента в Турцию) фактическими руководителями военно-морской разведки на Балканах были военные агенты в Афинах и Константинополе, вынужденные заниматься сбором разведывательных сведений для Главного морского штаба (ГМШ), ввиду отсутствия постоянных представителей Морского министерства в данном регионе.

Организация военной разведки в Балканском регионе в 1880-е годы еще только налаживалась и поэтому военному агенту приходилось сталкиваться с огромным количеством трудностей, которые отсутствовали у их коллег в Западной Европе, где военные агентства существовали уже давно, и не требовалось начинать все с нуля. Но, несмотря на это, содержание русских военных агентов в Греции, Румынии или Черногории было на порядок ниже, чем у русских военных представителей, аккредитованных в Германии, Австро- Венгрии или Франции. Например, содержание военного агента в Вене, полковника Н. В. Каульбарса, составляло 8727 рублей золотом в год, а равному ему по чину военному агенту в Греции А. П. Протопопову выделялось лишь 4887 рублей (жалованье по чину - 687 рублей, столовые по должности военного агента 3000 рублей и 1200 рублей - на негласные расходы). Все русские военные агенты на Балканах были людьми небогатыми, никакой значительной собственности не имели и жили исключительно на жалованье, и выделяемых им денег было явно недостаточно, чтобы поддерживать реноме официального представителя России за границей и содержать семью. Вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями, военные агенты вынуждены были постоянно решать финансовые проблемы. На проезд от Севастополя до Константинополя Военное министерство выделяло лишь 69 рублей. "Но выехать в Константинополь с 69 рублями решительно невозможно, пришлось бы оставить семью в Одессе буквально без копейки, а с другой стороны и самому явиться в Константинополь в таких отрепьях, которые сохранились у меня от моей прошлой командировки. Положение затрудняется еще более тем, что мне совершенно не известно, когда получу первое свое содержание из ГШ по заграничному положению", - писал капитан Э. Х. Калнин, назначенный помощником военного агента в Константинополе. Интендантское управление постоянно задерживало выплату и столь мизерных денежных средств. Эти 69 рублей были ассигнованы Калнину 4 сентября 1890 г., но он не смог отыскать следов этих денег ни в Одесском окружном штабе, ни в Интендантстве даже к декабрю месяцу. Выплата содержания военным агентам часто задерживалась на 2 - 3 месяца, в продолжение которых официальные представители Военного министерства были вынуждены перебиваться подачками из русской миссии или занимать деньги под огромные проценты у местных ростовщиков ⁵ .

На негласные или экстраординарные расходы, то есть на ведение собственно разведки, военным агентам выделялась мизерная сумма - 1200 рублей. Из этих денег военный агент должен был оплачивать агентуру, почтовые расходы, поездки но стране с разведывательными целями и т.д. Подполковник М. М. Чичагов, исполняющий должность военного агента в Восточной Румелии, писал на имя Управляющего Канцелярией ВУК ГШ: "Получаемый мною оклад на негласные расходы достаточен лишь для того, чтобы принимать один раз в неделю местное общество и болгарских офицеров, что положительно необходимо и приносит видимую пользу сближению и солидарности русских и болгарских офицеров" ⁶ . Только расходы на поездку из Филиппополя в Константинополь составляли 350 - 400 рублей, а чтобы справляться со своими обязанностями военный агент в Восточной Румелии должен был несколько раз за год посетить Константинополь и Софию и съездить в 5 - 6 пунктов в провинции. Располагая суммой в 1200 рублей, никаких серьезных сведений собрать было нельзя. Даже самые дешевые агенты стоили не менее 15 - 17 турецких лир в месяц (140 - 150 рублей), а за план дислокации турецких войск необходимо было заплатить не менее 280 лир

стр. 144

(2520 рублей). К тому же на сколько-нибудь крупные расходы военный агент должен был посылать запрос в ГШ, который решал, выделять деньги или нет. Но и в случае положительного решения из-за длительности переписки с Канцелярией ВУК русские разведчики часто теряли возможность приобретения ценнейших документов. Однако руководство Канцелярии ВУК все же старалось изыскивать запрашиваемые разведчиками средства.

Еще хуже с финансированием разведывательной деятельности в Балканском регионе обстояли дела у Морского министерства, которое не желало тратить деньги на сбор разведывательной информации. Дошло до того, что военный агент в Константинополе полковник В. Н. Филиппов, человек весьма сдержанный, направил в августе 1885 г. в ГМШ довольно эмоциональное письмо, в котором критиковал скупость морского ведомства, перешедшую всякие границы разумного. "Если Морское министерство может удовольствоваться сведениями такого рода (т.е. основанными на слухах. - М. А.), приобретенными даром, то нужно выжидать благоприятного случая, который может не предоставиться долго... Если Морское министерство желает знать все, что делается в Турции, то нужны деньги, т.к. правительственные распоряжения здесь держатся в тайне и в литературу не проникают... Без расходов Морское министерство будет введено в заблуждение на основании слухов, как это, сколько мне известно, было уже не раз... В Константинополе все можно достать за деньги, но задаром ничего, если только по знакомству, но из-за частой смены офицеров кораблей-стационеров заводить такие знакомства невозможно, да и обходится это дорого (расходы на угощение и т.д.) и требует много времени... часто напрасно... Если Морское министерство не разрешит расходы, то предписания его не приведут ни к чему" ⁷ .

Стремясь к экономии Морское министерство запретило морским офицерам, занимавшимся разведывательной деятельностью, содержать постоянную агентуру. Разведчики должны были расплачиваться с агентами только за конкретные доставленные ими сведения и только после их проверки ⁸ . Найти людей, согласных работать на таких условиях, было очень трудно, а качество и количество предоставляемой ими информации оставляло желать лучшего. Такая политика приводила к тому, что Морское министерство имело весьма смутные представления о военно-морских силах Балканских государств и эскадрах других стран, базировавшихся в данном регионе. Фактически вся ценная информация по морской части была получена ГМШ через военных агентов, чья деятельность финансировалась Военным министерством.

Недооценка Морским министерством разведывательной деятельности объясняется довольно скептическим в 1880-х годах отношением его руководства к возможности осуществления Босфорской операции, подготовка к которой являлась главной целью деятельности русской разведки в этом регионе. Определенную роль сыграли и недружественные отношения между главами Военного и Морского министерств. Управляющий Морским министерством контр-адмирал Шестаков сменивший на этом посту Пещурова в 1882 г., считал Н. Н. Обручева, главу ГШ и главного идеолога Босфорской десантной экспедиции, в лучшем случае "фантазером", а все его проекты "бредовыми" ⁹ . Такая позиция не могла не сказаться на разработке совместных проектов Военного и Морского министерств, каковым и была Босфорская экспедиция.

Основным документом, регулировавшим деятельность военных агентов за границей, являлась разработанная Канцелярией ВУК ГШ "Инструкция военным агентам (или лицам, их заменяющим)" ¹⁰ , утвержденная Военным министерством 16 декабря 1880 года. В соответствии с инструкцией, военные агенты назначались "для доставления правительству возможно полных, точных и своевременных сведений о военных силах и средствах иностранных государств". В их задачу входило изучение состава и комплектования вооруженных сил этих государств, расположения войск и способов их мобилизации, устройства их материальной и хозяйственной части; сбор сведений о тактическом обучении войск (уставы, занятия во время сборов), бюджете

стр. 145

государства; общей системе обороны страны и т. д. Военные агенты были обязаны также следить за проектированием и возведением новых фортификационных сооружений и важных в стратегическом отношении путей, за сборами и передвижением войск, за общим направлением военной деятельности, за настроением в армии и наиболее важных материалах в печати. На агентов возлагалась обязанность тщательно собирать и обновлять все военно-статистические сведения о государстве, в котором аккредитованы, и изучать подготовку их как театров военных действий. Последнее положение относилось не вообще ко всем русским военным агентам за границей, а к тем, кто был назначен в страны - потенциальные противники России (Германию, Австро-Венгрию, Турцию). Военной статистике ГШ придавал чрезвычайно большое значение, часто отождествляя ее с разведкой как таковой. В общем, военные агенты должны были дать Военному министерству ясный и верный отчет об оборонительной и наступательной готовности государства, в котором они работали.

Несмотря на столь детальную проработку разведывательных задач, в инструкции практически ничего не говорилось о сборе сведений экономического характера, хотя этот аспект играет огромную роль в оценке военного потенциала страны. По мнению авторов инструкции, военный агент в вопросах военно-экономической разведки должен был ограничиваться изучением "фабрик и заводов, производительность которых касается до военного дела, знать качество их продукции". По-видимому, такие вопросы, как размеры неприкосновенных запасов на случай войны (что давало бы представление о длительности военных действий, которую может выдержать государство), степень зависимости от иностранных держав в производстве вооружений и предметов первой необходимости, торговые связи страны и т.п. представлялись Военному министерству незначительными и в "Инструкцию" не вошли. Даже о военных заказах не было сказано ни слова.

Вместе с тем при ознакомлении с перечнем обязанностей, перечисленных в инструкции, неизбежно возникает вопрос, насколько реально было выполнение подобной программы. Штат военных агентов, аккредитованных в Балканских государствах, был весьма ограничен. Все агентство фактически состояло из самого военного агента, не считая секретаря, писаря и переводчика, но они выполняли чисто техническую работу. Ни одному военному агенту Балканского региона не полагалось иметь помощника, за исключением военного агента в Константинополе, в распоряжение которого время от времени командировались молодые офицеры Генерального штаба. Но, как правило, опыт заграничной, а тем более разведывательной работы у этих офицеров отсутствовал, специфики региона они не знали и времени ознакомиться с ней не имели, так как командировались не более чем на год.

Однако самым главным недостатком этого документа, да и всей организации военной разведки на местах было то, что абсолютно не был проработан вопрос, как должен был военный агент заниматься сбором разведывательной информации, то есть вести разведку. Военные агенты на Балканах, как и вообще все лица, занимавшиеся разведывательной деятельностью, профессиональной разведывательной, а тем более агентурной подготовки перед назначением на должность за границей не получали ¹¹ . В "Инструкции" методика сбора разведывательной информации была освещена очень скудно. В ней лишь говорилось, что "при собирании сведений военный агент должен поступать с крайней осторожностью, избегая всего того, что могло бы возбудить малейшие подозрения известного правительства". Совет, бесспорно, правильный, но проблема состояла в том, что агенты не получали никаких указаний, как этому совету следовать. Разведывательные сведения они собирали, полагаясь на свои собственные, надо сказать весьма смутные, представления об этой деятельности ¹² .

Помимо этой инструкции, общей для всех русских военных агентов за границей, существовали дополнительные инструкции, разработанные в соответствии со спецификой конкретной страны. В этих инструкциях указыва-

стр. 146

лось, на что военный агент обязан был обратить особое внимание при сборе разведывательной информации в конкретной стране, чего следует опасаться и т.д. Наиболее важным в дополнительной инструкции было то, что она более или менее четко обрисовывала главные задачи сбора разведывательной информации, так как исполнение всех пунктов программы, изложенных в общей инструкции, было физически невозможно и могло привести лишь к распылению сил и средств военного агента без какого-либо положительного результата. Так, в соответствии с этим документом, главной целью представительства Военного министерства в Турции было исследование Босфора и Дарданелл, их оборонительных средств, подступов к Босфору и Константинополю, Черноморского побережья и ближайших на нем к Босфору пунктов высадки десанта ¹³ . Военный агент в Афинах обязан был уделить самое пристальное внимание изучению турецких проливов, прибрежной полосы Греции, всех островов Эгейского моря и прибрежной полосы Турции на юг от Дарданелл. Он должен был основательно ознакомиться с теми опорными пунктами, которые могут служить базой для действия неприятельских морских сил, а равно и с наличным составом судовых средств морских держав в Средиземном море. Имелась в виду в основном английская средиземноморская эскадра, базировавшаяся в Греческом архипелаге в нескольких часах хода от Дарданелл. В связи с напряженными отношениями с Великобританией русское правительство опасалось прорыва англичан через проливы в Черное море. Опасность такого развития событий многократно возрастала в случае осуществления десанта на Босфор. Афинскому военному агенту также вменялось в обязанность информирование Военного министерства "о положении дел на острове Крит, в Албании и Македонии, о гарнизонах в Гибралтаре, на Мальте и Кипре, о движении английских войск и судов через Суэц, о положении англичан в Египте, о положении итальянцев в Массове" ¹⁴ .

Как видим, константинопольский и афинский военные агенты должны были собирать сведения в основном о турецких проливах и британском флоте, то есть информацию, необходимую для подготовки и осуществления Босфорской операции. Общность задач, поставленных перед ними, свидетельствует о том, что ГШ рассматривал военные агентства в Турции и Греции как единое звено, чья деятельность была направлена против двух основных противников России в Балканском регионе - Порты и Великобритании.

Исполняющий обязанности военного агента в Филиппополе был ориентирован не столько на сбор разведывательной информации о вооруженных силах Восточной Румелии, сколько на развитие и поддержание боеспособности румелийской милиции на уровне, достигнутом к 1879 г., когда Восточную Румелию покинули русские войска, а также на усиление "действенного контроля над оставшимися в Румелии русскими офицерами" ¹⁵ . По- видимому, в Военном министерстве считали, что заниматься разведкой в Восточной Румелии, где практически все милицейские начальники, начиная с ротных командиров, являлись русскими офицерами, не имело особого смысла: войска и так управлялись в соответствии с инструкциями русского военного ведомства. Фактически, Филиппопольский военный агент был не разведчиком, а политической фигурой, оказывавшей значительное влияние как на политику Восточной Румелии, так и на ее военное строительство.

Что касается русского военного агента в Бухаресте и Белграде, то он должен был в первую очередь изучать пограничные с Россией области Румынии и собирать информацию о направленной против России линии укреплений Серета (Фокшаны-Галац) ¹⁶ . (Большая оборонительная линия, строительство которой началось в 1883 г. по проекту бельгийского генерала Бриальмона, после заключения австро-румынского союза).

Как видим, программа для военных агентов, изложенная в дополнительных инструкциях, была более реалистична по сравнению с программой инструкции общей. Однако механизм реализации поставленных перед агентом задач предусмотрен не был и здесь. В этом свете особо неудовлетворительным было положение военного агента в Афинах, которому вменялось в

стр. 147

обязанность информировать ГШ о положении дел фактически во всем Средиземноморье. При этом не было предусмотрено ни дополнительного штата, ни необходимых для этого финансовых средств.

Одной из наиболее важных, если не важнейшей проблемой деятельности военных агентов на Балканах, как и вообще всех разведчиков, были источники получения интересовавшей Военное министерство разведывательной информации. Определенную часть интересовавших ГШ разведывательных сведений военные агенты добывали легальным путем, используя свое официальное положение: они имели право запрашивать в военных министерствах стран, где были аккредитованы, информацию о национальных вооруженных силах. Естественно, только ту, которая не являлась государственной тайной. Сведения об армии, флоте, статистические данные и т.д. добывались с помощью изучения местной прессы, официальных изданий военных органов типа ежегодников Румынской (Сербской, Греческой и др.) армии, исследований, издававшихся как в самой стране, так и за ее пределами, посвященных вооруженным силам той страны, где военный агент работал. К информации, почерпнутой из газет и журналов, следовало относиться крайне осторожно. Очень часто эти сведения не соответствовали действительности или были сильно преувеличены. Русские разведчики иногда невольно попадали в такую ловушку. В донесении от 30 октября 1891 г. военный агент в Румынии, исходя из газетных сведений, сообщал, что Румыния объявила пробную мобилизацию. После личной проверки выяснилось, что "на самом деле вся мобилизация сводится к обычным осенним упражнениям частями не более бригады". Еще менее достоверным, чем газеты, источником информации были слухи. Капитан Н. Н. Пешков, командированный в Турцию Кавказским военным округом в 1885 г., а затем русский военный агент в Константинополе, основываясь на слухах, сообщал в ГШ о мобилизации редифа (резерва) в количествах, явно превышавших общую численность всей турецкой армии ¹⁷ .

Оставляла желать много лучшего и надежность информации, полученной официальным путем из Военного министерства. Силу сосредоточенной в Фессалии в 1885 г. армии греческое военное министерство определяло в 300 тысяч человек. Однако по агентурным сведениям и личному наблюдению выяснилось, что эти войска нуждаются во всем и Fie имеют никакой сплоченности, так что правильнее было бы назвать их не армией, а "толпой вооруженных людей, выставленных для целей демонстрационных, а не военных" ¹⁸ . Официальные сведения так часто не соответствовали действительности, что предупреждение об этом было внесено особым пунктом в инструкции для военных и морских агентов в Балканском регионе. В этом нет ничего удивительного. Вряд ли какое-нибудь государство, обладающее минимальной степенью самосохранения, станет доверять свои военные тайны иностранному военному агенту, являвшемуся, по сути дела, официальным шпионом.

Серьезной проблемой во взаимоотношениях между русскими военными агентами и официальными властями Балканских стран был то, что представлять запрашиваемую агентом информацию военные ведомства не были обязаны, даже если требуемые сведения не являлись секретными. Положение осложнялось тем, что в царствование Александра III отношения России с большинством Балканских государств были весьма прохладными и, следовательно, большого желания сотрудничать с русскими офицерами официальные власти не испытывали. Афинский военный агент в 1883 - 1884 годах для получения из греческого военного министерства необходимых и вполне легальных сведений о греческой армии был вынужден прибегать к услугам английского посланника, Г. Форда, к которому греческое военное министерство относилось много лучше, чем к русскому офицеру. Русский военный представитель в Бухаресте с той же целью использовал адъютанта румынского военного министра, с которым находился в дружеских отношениях.

Еще одним источником разведывательной информации были личные наблюдения военных агентов. Главная его ценность состояла в том, что этот

стр. 148

источник был самым надежным и достоверным. По мнению военного агента в Греции полковника Р. фон Траубенберга некоторые данные могут быть почерпнуты военным агентом из книг, карт и документов, выданных официальными учреждениями. Но многие сведения политического, военного и бытового характера не могут быть собраны и проверены иначе как лично на месте (о способе управления, о войсках, о тех или других явлениях общественной или политической жизни и др.). "Без этого нельзя давать верной оценки фактам, происходящим в стране" ¹⁹ . К сожалению, личная осведомленность была возможна далеко не всегда. Все военные агенты находились под пристальным наблюдением местной полиции, что существенно препятствовало сбору разведывательной информации. Поимка военного агента на сборе секретных сведений грозила дипломатическим скандалом, так что часто приходилось жертвовать тщательностью исследований в пользу необходимой конспирации.

Помимо путей нелегальных существовали и официальные. Иностранные военные агенты получали приглашения присутствовать на маневрах, могли добиться разрешения на осмотр укреплений, посещение воинских частей, складов, заводов, выпускавших военную продукцию и т.д. Однако получить такие разрешения было далеко не просто, все опять же зависело от отношения официальных учреждений к русским военным агентам. В странах, не желавших ссориться с Россией, это не составляло труда. Сербский военный министр, желая угодить представителю русского военного ведомства, специально выделил особого офицера генерального штаба, которому вменялось в обязанность показывать фон Поппену все, что тот пожелает, и предоставлять ему всю интересующую его информацию. Конечно, функции такого офицера были двоякими, он не только помогал военному агенту, но и контролировал, чтобы тот ненароком не увидел и не услышал что-нибудь такое, чего знать русскому офицеру было не положено. Но такой контроль был все же намного приятнее, чем откровенные отказы и даже оскорбления, которые встречал тот же полковник фон Поппен со стороны румынских властей. В общем, официально разрешенные мероприятия по личному осмотру военных объектов, армейских частей и т.д. приносили некоторую пользу, но не очень большую. Местные военные власти зорко следили, чтобы военный агент увидел только то, что ему хотели показать.

Дополнительным препятствием на пути сбора необходимой русской разведке информации как официальным, так и неофициальным путем был беспорядок, царивший в управлении местными армиями. Константинопольский военный агент в период балканского кризиса в 1885 г. постоянно жаловался в ГШ, что "беспорядочность и сбивчивость распоряжений, постоянно изменяемых или вовсе отменяемых уже во время исполнения так велика, что нет никакой возможности разобраться в этом хаосе" ²⁰ . В некоторых случаях сведения из военных управлений можно было проверить лично или через агентуру, но чаще всего это было сделать невозможно. Не мог же военный агент самостоятельно пересчитать численность офицерского корпуса или проверить, на сколько расходится реальное количество хранящегося на складах обмундирования с заявленным в официальных отчетах. Таким образом, местные официальные учреждения, сами того не подозревая, вводили в заблуждение русский Главный штаб. В связи с этим изучение иностранных государств, их военной политики, намерений и планов, а также вооруженных сил не могло быть сведено к сбору сведений только через официальные инстанции.

Как правило, информация, относящаяся к состоянию и перспективам развития вооруженных сил зарубежных стран, планам мобилизации армии и ее боевого применения с началом боевых действий являлась секретом государства и охранялась им. К секретным относились и сведения по ряду важнейших аспектов деятельности вероятного противника в политической и военно- технической областях ²¹ . Получить такую информацию в подавляющем большинстве случаев можно было исключительно тайными путями -

стр. 149

через третьих лиц, то есть используя агентуру. ГШ не требовал от военных агентов ведение агентурной разведки, специальная статья расходов на этот вид сбора разведывательной информации отсутствовала, но косвенно Военное министерство поощряло военных агентов на Балканах на вербовку собственной агентуры. Руководство Канцелярии ВУК ГШ всеми способами старалось изыскать денежные средства на так называемые "негласные" или "экстраординарные" расходы, под которыми в основном подразумевались как раз расходы на шпионов.

Ведение агентурной разведки было связано с большим риском для ее руководителей. Было бы много лучше, если бы сбором сведений с помощью шпионов занимался не официальный представитель Военного министерства, поимка которого на столь "грязном" деле нанесла бы ущерб репутации России, а "негласный" агент, не имеющий никакого официального отношения к дипломатическим представительствам. Правда, в этом случае куда большей опасности подвергалась бы сама личность разведчика. Если официальный военный агент в случае его поимки на незаконной деятельности мог быть только выслан из страны, то негласному агенту, не имеющему дипломатического иммунитета, за шпионаж могла грозить смертная казнь. Но, так или иначе, институт "негласных" военных агентов появился в русской армии только в 1892 г., и использовались они сначала лишь в некоторых государствах Западной Европы и на Дальнем Востоке. В Балканский регион таких агентов стали посылать в XX веке ²² . Таким образом, единственной кандидатурой, которая могла вести агентурную разведку, был официальный военный агент. Из всех разведчиков, которыми располагало Военное и Морское министерства в этом регионе только военные агенты направлялись в страну на достаточно долгий период времени, необходимый для того, чтобы основательно ознакомится с местными условиями и начать вербовку агентов.

Активно агентурной разведкой занимались военные агенты в Турции и Греции, остальные военные агенты в Балканском регионе этот способ сбора информации практически не использовали. Причина этого состояла, во-первых, в том, что риск, с которым неизбежно связано ведение агентурной разведки, должен быть прямо пропорционален приносимой пользе, а, во-вторых, такой способ сбора сведений стоит очень дорого. Бюджет Военного министерства был не в состоянии обеспечить финансирование агентурной разведки во всех государствах Балканского региона. ГШ выделял деньги на агентурную разведку только в тех странах, сведения о которых представляли первостепенную важность для России. В связи с подготовкой Босфорской операции наибольший интерес русского Военного и Морского министерств вызывали сведения, поступавшие от военных агентов в Константинополе и Афинах. А планы турецких укреплений на Босфоре и Дарданеллах, сведения об их вооружении, точную информацию о передвижении английской эскадры и т.д. невозможно было достать иным путем, кроме как через агентуру. Без этой информации деятельность русской военной разведки в Балканском регионе теряла смысл, так что риск был полностью оправдан. Сербия, Болгария, Черногория и Румыния в тот период времени интересовали Военное министерство значительно меньше, поэтому можно было удовлетвориться официальными источниками информации о вооруженных силах этих государств.

Большим преимуществом русской военной разведки на Балканах было то, что в отличие от стран Западной Европы (Франции, Англии, Германии), где отсутствовали межнациональные конфликты, и, следовательно, довольно трудно было найти добровольных шпионов, русские военные агенты в Афинах и Стамбуле таких проблем не испытывали. Большая часть территории, пользовавшейся особым вниманием русской разведки (Босфор, Константинополь, Дарданеллы, Мраморное море и т.д.), принадлежала турецкому государству, но греки составляли значительную часть населения этих областей. Несмотря на все проблемы во взаимоотношениях Греции и России, многие греки, особенно проживавшие в областях, все еще принадлежавших Порте,

стр. 150

продолжали видеть в России главную опору для освобождения греческих территорий от турецкого владычества. К тому же отношения между тайным агентом и его, так сказать, нанимателем устанавливались не на межгосударственном, а на межличностном уровне. Греки, по крайней мере по сообщениям русских разведчиков, относились к русским с большой симпатией, что неудивительно, учитывая конфессиональную и историко-культурную близость наших народов. Не все они забыли ту роль, которую сыграла Россия в освобождении Греции. Еще одним немаловажным фактором, заставлявшим греков становиться добровольными агентами русской разведки, были их антитурецкие настроения. Неоценимую помощь (и по тем же причинам) русской разведке оказывали также армяне, проживавшие на территории Порты.

Одной из важнейших обязанностей военных агентов (как впоследствии и морских) было "заблаговременное приискание надежных лиц, через посредство которых можно было бы поддерживать связи со страной в случае разрыва и получать верные сведения даже тогда, когда официальное наше представительство ее оставит" ²³ . В те годы ГШ сомневался в возможности использования агентуры во время активных военных действий. Считалось, что подобная агентура приобретает особое значение лишь в период, непосредственно предшествующий мобилизации и при полной мобилизации и сосредоточении, так как в течение этого времени вряд ли будет возможность получать сведения о противнике каким-либо другим путем ²⁴ . Военные агенты в Афинах и Константинополе были не согласны со столь узким использованием глубокой агентурной разведки во время возможной войны с Турцией. Пешков и Траубенберг считали, что идеальными агентами могли служить греки, населявшие все побережье азиатской Турции и Балкан плюс все острова греческого архипелага. По их мнению, греки могли бы доставлять русской армии необходимые ей сведения о противнике, а также снабжать углем и провизией. Траубенберг был уверен даже в возможности вербовки греков в диверсионные отряды, которые бы действовали в тылу противника. "Меня убеждают, - писал он в своем донесении от 22 февраля 1889 г., - что в случае надобности (то есть при высадке русского десанта на Босфор. - М. А.) можно будет по первому приказанию привести во временную негодность орудия на батареях Босфора. За успех не ручаюсь, но ничего невозможного нет: из греческого населения можно набрать за деньги банду с верным человеком во главе, и на несколько часов орудия замолчат" ²⁵ . Фактически, Траубенберг говорил об организации диверсий в тылу противника, что являлось принципиально новым этапом разведывательной деятельности.

В зависимости от места действий агента и ценности доставляемой информации всю агентуру официальных представителей Военного министерства в Турции и Греции можно разделить на несколько типов. Во-первых, агенты из местных жителей, использовавшиеся для сбора разведывательной информации путем наблюдения. Сам военный агент, будучи чересчур заметной фигурой, не мог всюду бывать, да и времени на постоянные разъезды у него не было. Подобные агенты доносили о численности кораблей английской эскадры, количестве рабочих, занятых на строительстве Дарданелльских укреплений, иногда могли срисовать внешний вид крепости и т.п. Такие агенты вербовались в основном из греков, служили глазами и ушами военных агентов и могли как постоянно проживать в стратегически важном для русской военной разведки пункте, так и специально направляться в то или иное место для сбора сведений. Никаких сверхсекретных сведений вроде тактико-технических характеристик новейших британских броненосцев такие агенты, конечно, собрать не могли. Однако на основании на первый взгляд малозначительных сведений военные агенты делали выводы об обороноспособности и ближайших намерениях противника. Например, сокращение количества прогулочных пароходов на Босфоре могло свидетельствовать о скором открытии военных действий: они служили транспортными средствами для перевозки войск.

стр. 151

Наиболее ценными информаторами русских военных агентов были лица, имевшие доступ к высшим государственным секретам: как правило, высокопоставленные турецкие должностные лица, занимавшие ответственные посты в армии, на флоте, в МИДе и других официальных учреждениях. Продажность турецких чиновников не составляла секрета. Самые высокопоставленные из них не просто принимали деньги в обмен на некоторые услуги, но откровенно требовали взяток. Агент французской судостроительной компании "Forger et Chantiles", получившей заказ на строительство миноносцев для Турции, Жеэн, осенью 1885 г. сообщал Филиппову, что турецкий морской министр требует от него взятку, угрожая в противном случае передать заказ другой фирме. В донесении от 16 июня 1886 г. Филиппов сообщал в ГШ: "Через одного из хорошо известных мне агентов я вошел в сношение с турецким адмиралом, председателем Главного Морского Совета, согласившимся за вознаграждение в 500 турецких лир доставлять самые полные и подробные сведения о флоте, а именно: список всех судов флота с показанием свойств их состояния и снабжения каждого; число чинов на каждом судне в мирное и военное время и в настоящую минуту; чертежи всех броненосцев; вооружение (артиллерийское) каждого судна с показанием системы и калибра орудий; вся минная часть; подробные сведения о рабочих, имуществе и работах в Адмиралтействе; о бюджете Морского министерства. Сверх того доставит и другие сведения по программе, которая должна быть ему дана заблаговременно" ²⁶ Сведения эти, конечно, были весьма ценными для российского Морского министерства.

К этой же категории агентов относились информаторы из иностранцев, как служивших в турецкой армии и флоте, так и агенты европейских компаний, выполнявших для Турции и Греции военные заказы. Они доставляли сведения в основном технического характера (чертежи кораблей, новых орудий и т.д.). Например, английский майор Герри, торговый представитель завода Армстронга в Греции, регулярно снабжал Протопопова самыми подробными сведениями о вооружении английского флота вообще и кораблей британской эскадры Средиземного моря, базировавшейся в греческом Архипелаге, в частности. Командир турецкого миноносца (немец по национальности) информировал русскую разведку как о тактико-технических характеристиках своего корабля, так и о программе плавания кораблей турецкого флота ²⁷ .

Существовала еще одна категория лиц, в некоторых случаях предоставлявшая русским военным агентам на Балканах полезную информацию и даже помогавшая им в самом процессе сбора сведений. Имеются в виду иностранные дипломатические представители, в частности военные агенты, их коллеги. Бывало что военные агенты, представлявшие разные государства, обменивались друг с другом собранной информацией для рационализации разведывательной деятельности. Нельзя сказать, что это являлось повсеместной практикой, но исключением подобные случаи назвать никак нельзя. Самое любопытное состояло в том, что порой подобные услуги оказывали друг другу военные агенты враждебных государств. Турецкий военный агент в Греции снабжал Траубенберга подробными сведениями о персидской армии, которыми интересовалась Канцелярия ВУК, в обмен на информацию о французском флоте ²⁸ . Как уже говорилось выше, английский посланник в 1883 - 1884 гг. помогал Протопопову получать информацию о греческой армии. Хотя, как правило, сотрудничали представители дружественных держав - таких, как Россия и Франция. Особо следует отметить сотрудничество русских военных агентов в Турции с греческими консулами. Греческие консулы (в Измире, на островах Архипелага) не только оказывали содействие русским офицерам в организации сбора разведданных, но и непосредственно передавали сведения о вооруженных силах Турции, политической ситуации в стране и т.д. Информация, получаемая от греческих дипломатов, отличалась большой точностью и надежностью, т.к. они имели обширные связи среди своих соотечественников, во множестве населявших побережье, и, та-

стр. 152

ким образом, возможности для агентурной разведки, как ни у одного другого военного и гражданского представителя.

Одним из ключевых аспектов, от которого зависит успех деятельности любого разведчика, в том числе и военного агента, является связь с центральными органами разведки. Все русские разведчики, включая командиров стационеров, военных и морских агентов, доставляли свои донесения по одной схеме. Исключением являлись только офицеры, временно командировавшиеся за границу: они представляли свои доклады начальству лично по возвращении из командировки. В соответствии с инструкцией ²⁹ , свои донесения военный агент (военно-морской, командир стационера) адресовал через курьеров посольства, особенно тайные и важные - на имя Военного министра (Управляющего морским министерством), все прочие - на имя управляющего Канцелярией ВУК (ГМШ), на обязанности которых лежало дальнейшее направление донесений во все прочие учреждения и министерства "по специальности". Донесение или переписка, не имевшая секретного или особо важного значения отправлялись "обычным путем по почте заказными или простыми пакетами". Секретные донесения, отправлявшиеся по почте для выигрыша времени, шифровались.

В общем и целом такая система ни по одному пункту не выдерживала критики. Дипломатические курьеры были самым надежным средством (среди всех вышеперечисленных) для пересылки секретных донесений, но их состав "допускал возможность при помощи определенной суммы денег ознакомиться с содержанием порученной им архисекретной и важной почты" ³⁰ . К тому же дипкурьеры отправлялись посольством не чаще 2 - 3 раза в месяц, в результате чего донесения в ГШ и обратно шли 1,5 - 2 месяца, а переписка по какому-нибудь вопросу могла занять и полгода. Отправка донесений по почте не намного повышала скорость передачи информации, зато еще более снижала степень ее секретности.

Пакет с надписью "Управляющему Канцелярии ВУК ГШ" не мог не вызывать повышенного интереса со стороны контрразведки иностранного государства. Порядок пересылки секретной переписки русским разведчикам и обратно по почте на официальные адреса приводил к ее перлюстрации и огромной потере времени. На ненадежность такого способа связи жаловались практически все военные агенты на Балканах. Однако ГШ никаких изменений в существующей системе не сделал. Как известно, в разведке важны не только сами разведданные, но и своевременность их передачи, а пока донесения разведчиков из Балканского региона шли в Петербург, сведения, в них заключенные, успевали значительно устареть. В мирное время это еще не стало катастрофой, но в период первой мировой войны, когда дорога была каждая минута, плохая организация связи и, как результат, длительные задержки в передаче сведений привели к фактическому провалу всей русской разведки в Балканском регионе ³¹ .

Не лучше обстояло дело с хранением секретной документации. Военные агенты хранили свои документы, в том числе шифры, в сейфах в помещениях военных агентств или в собственных квартирах. Пикантность ситуации состояла в том, что помещения эти у Балканских военных агентов находились не на территории посольств, а в частных домах, доступ в которые открыт каждому, что не способствовало сохранению государственных тайн России. У морских разведчиков ситуация была еще хуже. В архиве стационера в Константинополе шхуны "Псезуане" хранились все сведения, связанные с подготовкой Босфорской экспедиции за 10 лет, включая донесения военных агентов, офицеров, командировавшихся за границу с разведывательными целями и т.д. Более полное собрание разведданных по этому вопросу имелось только в ГШ, в Петербурге. Но никто не отдавал себе отчета в опасности хранения подобных сведений на корабле, стоявшем на рейде Константинополя. Если бы кто-нибудь посторонний получил доступ к этому архиву, последствия были бы катастрофическими, вплоть до войны с Турцией, а, возможно, и Англией.

стр. 153

Русская военная разведка действовала бы более эффективно, если бы ее руководители чаще прислушивались к новаторским идеям своих подчиненных, так как разведчики, непосредственно занимавшиеся сбором информации, куда более четко видели недостатки в организации разведывательной деятельности, чем их начальники в Санкт-Петербурге. В этом смысле показательна судьба проекта наблюдения за английским флотом в Средиземном море, прорыва которого через проливы так опасались в Морском министерстве. Протопопов предлагал на ряде островов Архипелага открыть пункты наблюдения за движением английского (и вообще любого неприятельского) флота. Наблюдать за движением судов должны были нанятые за 300 - 400 франков в месяц лоцманы или рыбаки, которые "на своих лодках будут постоянно плавать в проливе, нисколько не возбуждая подозрений ... наблюдать с берега, особенно в туманный день, невозможно". Собранные таким образом сведения они должны были передавать русским консулам, живущим на этих островах, а те, в свою очередь, - военному агенту в Афинах, который переправлял бы эти сведения в Севастополь. Этот проект не был осуществлен, так как Шестаков полагал, что организация системы наблюдения в Архипелаге не имеет смысла. Он считал, что сведения от консулов на Цикладских островах о судах, направляющихся в Дарданеллы "никакой цены не будут иметь для нас, так как неприятельские суда успеют дойти по назначению почти во столько же времени, сколько потребуется для доставления нам сведений о проходе их известными проливами в Архипелаге". С Шестаковым трудно согласиться, так как все острова, на которых планировалось организовать пункты наблюдения, имели телеграфную связь с Афинами ³² . Но после его отрицательной резолюции проект Протопопова был положен под сукно.

Можно с уверенностью сказать, что военные агенты были наиболее ценными разведчиками Военного и Морского министерств. Именно они, проживая в стране в течение длительного времени и имея возможность вести агентурную разведку, доставляли наиболее ценные сведения о Балканском регионе. Успех деятельности русской военной разведки почти исключительно зависел от личных качеств разведчиков, работавших на местах, так как тактическое руководство со стороны центральных органов разведки практически отсутствовало. ГШ обрисовывал лишь общую задачу их деятельности. В некоторых вопросах (например, какие конкретно сведения собирать) военные агенты были нередко предоставлены сами себе. Очень часто военный агент затрачивал огромные силы и средства, чтобы добыть информацию, которая оказывалась Петербургу не нужна. В других же вопросах опека ГШ являлась в отношении деятельности разведчиков ненужным, связывающим их тормозом.

Но, несмотря на все это, имелись и положительные сдвиги в использовании возможностей разведки, подходе к организации сбора разведданных. Расширяется понимание самого термина "военная разведка", ее постепенно перестают отождествлять с военной статистикой. Подготовка к Босфорской экспедиции, успех которой во многом зависел от точности и глубины собранных сведений, вынуждает разведчиков шире использовать информацию, полученную агентурным путем, задумываться об использовании возможностей разведки мирного времени для создания многоцелевой агентуры военного времени, в частности для подготовки диверсий в тылу противника.

Основным направлением русской военной разведки в период царствования Александра III была подготовка к Босфорской десантной экспедиции, начавшаяся не позднее 1881 года. При этом этапы разведывательной деятельности были четко связаны с политикой Военного и Морского министерств. До 1885 г. разведка собирала в основном информацию о гидрографии и топографии Босфора, данные о его укреплениях и т.д. После Балканского кризиса 1885 г., который, по мнению Александра III и начальника ГШ Обручева, окончательно похоронил возможность захвата Босфора сухопутным путем, со стороны Балканского полуострова, подготовка к высадке десанта русской армии на Босфоре стала одной из основных задач военного и

стр. 154

морского ведомств. В связи с этим русская разведка приступила к военной обработке собранных сведений вплоть до разработки проектов Босфорской экспедиции и подготовки партизанской войны с помощью миноносок в Греческом архипелаге ³³ . Таким образом Военное министерство от общих идей относительно десанта русской армии на Босфор с 1885/1886 гг. перешло к подробному планированию операции, которое было практически завершено, по крайней мере в разведывательной части, к середине 1890 годов.

Подводя итоги, можно сказать, что русские военные разведчики поставленные перед ними задачи выполнили, хотя сама организация военной разведки на Балканах и ее центральное руководство оставляли желать много лучшего.

Примечания

1. МАКАРОВ И. С. О процессе формирования организационной структуры военной разведки Российской Империи (последняя треть XIX - начало XX веков). - Многоликая история. Сборник статей Российского университета Дружбы народов. К 70-летию Т. В. Батаевой. М. 1997; АЛЕКСЕЕВ М. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. Т. 1 - 2. М. 1988; Очерки истории российской внешней разведки. Т. 1-4. М. 1996 - 1999; ПЕТРОВ В. А. Военно- морская агентурная разведка в первой мировой войне. - Русское прошлое. СПб. 1998, N 8- См. также РЫБАЧЕНОК И. С. Проекты решения проблемы Черноморских проливов в последней четверти XIX века. - Вопросы истории, 2000, N 4 - 5.

2. HOPKIRK P. The Great Game. Lnd. -N.Y., 1994; СХИММЕЛПЕННИК ВАН ДЕР ОЙЕ Д. Свет с Востока. - Родина, 1995, N 11.

3. АЙРАПЕТОВ О. Р. Забытая карьера "русского Мольтке". Николай Николаевич Обручев (1830 - 1904). М. 1998, с. 250, 251.

4. Российский государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. 410, оп. 2, д. 4084, л. 10 - 11.

5. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 401, оп. 4, д. 2, л. 57, 316; оп. 4, д. 13, л. 306об., д. 15, л. 351.

6. Там же, оп. 4, д. 2, л. 90.

7. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 197, л. 19.

8. Там же, ф. 410, оп. 2, д. 4084, л. 28.

9. Там же, ф. 26, оп. 1, д. 4, л. 16.

10. Там же, ф. 417, оп. 1, д. 441, л. 4 - 5.

11. АЛЕКСЕЕВ М. ук. соч. Т. 1, с. 95.

12. ИГНАТЬЕВ А. А. Пятьдесят лет в строю. Т. 1. М. 1989, с. 372 - 373.

13. РГА ВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 4084, л. 14 - 15.

14. РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 13, л. 16 - 20, 20об.

15. Там же, оп. 4, д. 5, л. 21.

16. Там же, оп. 4, д. 8, л. 12, 12об.

17. РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 8, л. 30; оп. 4, д. 10, л. 28, 28 об.

18. Там же, д. 7, л. 83.

19. Там же, оп. 4, д. 13, л. 19.

20. Там же, оп. 4, д. 10, л. 31.

21. АЛЕКСЕЕВ М. ук. соч. Т. 1, с. 87.

22. Там же, с. 90 - 91.

23. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 988, л. 13 - 15, 15об.; д. 441, л. 5, 6.

24. ЧЕРНОЗУБОВ. Служба генерального штаба. Разведывательные органы армии. Т. 1. СПб. 1901, с. 11.

25. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 575, л. 32.

26. РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 10, л. 23; РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 197, л. 15.

27. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 197, л. 17; РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 7, л. 13 - 14.

28. РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 7, л. 28; оп. 4, д. 7, л. 85 - 87, 87об.

29. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 441, л. 4, 5.

30. ЗВОНАРЕВ К. К. Агентурная разведка. Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914 - 1918 гг. Т. 1. М. 1929, с. 2.

31. АЛЕКСЕЕВ М. ук. соч. Т. 1, с. 92; ПЕТРОВ В. А. ук. соч., с. 167.

32. РГВИА, ф. 401, оп. 4, д. 7, л. 63, 68, 69; РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 69, л. 14, 16 - 20; оп. 1, д. 1010.

33. РГА ВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 575, л. 35.

Permanent link to this publication: