В статье анализируется борьба черногорцев с Белградом за самостоятельность в период вхождения в Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. - Королевство Югославия). Представлены картины социально-экономического положения населения страны, политической жизни королевства.

The article analyses the struggle of Montenegrins with Belgrade for their independence in the period when they belonged to the Kingdom of Serbs, Croats and Slovenians (from 1929 - the Kingdom of Yugoslavia). It depicts economic and social conditions of the population of the country, characterises political life in the kingdom.

Ключевые слова: сепаратисты, коммунисты, федералисты, Коминтерн, национализм, просвещение, традиция.

После вхождения в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев (КСХС) Черногория вместе с потерей прежней независимости "растворилась" в новом объединенном славянском государстве. В 1921 г. там проживало около 313 тыс. человек [1. С. 289], в то время как в КСХС - примерно 12 млн. Власть на черногорских землях принадлежала Исполнительному народному комитету, избранному Подгорицкой скупщиной. В его функции входило установление общественного порядка, формирование судебной, полицейской и военной власти, организация местных органов управления, открытие школ. Однако за пять месяцев работы Комитет успел немного: вся его деятельность была сосредоточена на борьбе с мятежниками, сторонниками прежней власти. Подгорицкая скупщина и Комитет были распущены 20 апреля 1920 г. Управление Черногорией вверялось уполномоченному королевского правительства. Вскоре уполномоченного заменил инспектор МВД, управлявший страной до весны 1922 г. Именно тогда, 22 апреля 1922 г., в Белграде было принято решение об административном делении страны на области. С этого времени Черногорией стал управлять великий жупан. Более того, из официального обращения изымалось само название - Черногория, большая часть которой включалась в Зетскую область. Новые административные образования не соответствовали ни историческим, ни этнографическим границам. Вся местная власть области и срезов находилась в руках чиновников, назначаемых из Белграда, так что о самоуправлении можно говорить с большой натяжкой [2. С. 295].

Противники объединения, выступавшие за восстановление независимого черногорского государства во главе с прежним властителем страны королем Николой I Петровичем, терпели поражение за поражением. Однако неудачи не останавливали их. Уже тогда, в конце 1918г., появились в Черногории "старые отечественные" офицеры, бросившие лозунг "За отделение от Белграда, за самостоятельную, свободную Черногорию!". В начале следующего года на черногорских землях вспых-

Косик Виктор Иванович - д-р ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

нуло инспирированное ими восстание. В обессиленной после Первой мировой войны стране началась братоубийственная борьба. Действия сепаратистов тайно поддерживала незаинтересованная в создании сильного унитарного югославского государства Италия, корабли которой перевозили в черногорское приморье или в северную Албанию сторонников бывшего короля Николы I, заявлявшего, что он никогда не допустит объединения Черногории с Сербией, так как оно "не отвечает его личным интересам". При этом само крайне тяжелое послевоенное социально-экономическое положение населения страны отнюдь не способствовало выработке у народа доверия к Белграду, политика которого в Черногории вызывала неудовольствие. "Черногорцы охладевают к делу единства или точнее растет число тех, которые против него", - говорилось в докладе премьер-министру Л. Давидовичу. В селах Черногории вспыхивали неорганизованные бунты, которые сепаратисты стремились направить в русло движения за отсоединение Черногории от Югославии. Независимо от крестьянских движений в сентябре 1919 г. вспыхнуло неорганизованное солдатское восстание в 29-м полку. Как и предыдущие военные восстания оно было подавлено [3. С. 19]. В декабре правительственные войска после шестидневных боев взяли Цетинье. С этого времени сторонники черногорской государственности только оборонялись. И хотя к концу 1919 г. они были окончательно разгромлены, вооруженные столкновения длились еще целый год, до смерти короля Николы I в 1921 г.

Большие трудности центральному правительству доставляли и сторонники Октябрьской революции в России. В 1919 - 1920 гг. под их руководством были организованы первомайские и ноябрьские праздники [4. С. 54]. На выборах в скупщину в ноябре 1920 г. из тех, кто пришел к урнам - 40% отдали голоса коммунистам, 20%- республиканцам, остальные - монархическим партиям [5. С. 59]. Поэтому неудивительна победа коммунистов на выборах в местные органы осенью 1920 г. в известном Петровце, где они с 1919 г. имели свою ячейку и успешно распространяли социалистические и коммунистические идеи. Красная коммуна Петровца, длившаяся 307 дней [6. С. 45], перестала существовать только в июле следующего года, когда черногорские коммунисты были уже "под запретом". Тем не менее они продолжали действовать: в октябре 1921 г. под их руководством вспыхнуло восстание под лозунгом пролетарской революции, за советскую Черногорию [7. С. 13]. В определенной степени это была реакция на узаконенное Белградом гонение на коммунистов после покушения на принца-регента Александра и убийства министра внутренних дел М. Драшковича. В обоих случаях в терактах были замешаны люди, связанные с этой партией. Тогда же все 58 депутатов-коммунистов были лишены парламентской неприкосновенности и отданы под суд. Всего были арестованы около 2 тыс. функционеров Коммунистической партии Югославии (КПЮ), которая перешла на нелегальное положение. В Черногории коммунисты не захотели признать свое поражение, и пошли на авантюру. Поводом к выступлению населения послужила засуха и неурожай, нищета крестьянства. В ход шло все, даже тезис о ранее независимой Черногории.

Надо сказать, что еще задолго до восстания коммунисты вели соответствующую работу. Один из агитаторов - Вукашин Маркович, еще будучи в России "связывал отдельные группы балканских революционеров с Коминтерном, писал письма и прокламации, жарко агитируя за советскую Черногорию" [7. С. 16], по приезде на родину рассказывал о Ленине, партии большевиков, их программе по уничтожению социальной несправедливости и устройству мира на справедливых основаниях. Однако разрозненные крестьянские выступления жестоко подавлялись. Так, было сожжено более сотни дворов пиперов, живших в скалах близ Подгорицы. Сотни их погибли в 1921 - 1922 гг. в схватках с сербскими войсками, в полицейских участках, от голода и т.д. [7. С. 15].

И тем не менее борьба продолжалась. В 1923 г. революционный совет выпустил одну из прокламаций, в которой говорилось: "Чем скорее победит мировая революция, тем скорее настанет царство коммунизма и братство всех народов. В этой революции организуйте советскую власть и коммунистические партии. Без советской власти и без коммунистической партии не может рабоче-крестьянский союз ни победить фашистов и буржуазию, ни удержать свою диктатуру над буржуазией. Так учит ленинизм, большевизм. По этой только ленинской, большевистской науке балканская беднота победит буржуазию и восстановит на Балканах союзную советскую республику и коммунизм" [7. С. 38]. Такие призывы рассылались по всей Черногории. При этом следует подчеркнуть активную заинтересованность Коминтерна в черногорцах, революционная деятельность которых могла послужить делу революции на Балканах, развалу королевской Югославии, созданию на ее месте Балканской социалистической федеративной советской республики. Так, в докладной записке в Балканскую комиссию ЦК РКП (б) и ИККИ "Мероприятия по обеспечению успеха болгарского восстания извне" 29 августа 1924 г. указывалось на желательность организации восстаний со стороны черногорцев, наряду с хорватами и македонцами [8. С. 354]. И хотя Коминтерн не добился тогда результата, он не оставлял без надлежащего внимания Черногорию. В 1935 г. коммунисты подчеркивали в своей прессе необходимость соединения всех революционных сил "за классовое и национальное освобождение", "за права рабочих и крестьян [...] За труд, землю и мир [...] за самоопределение черногорского народа вплоть до отделения, за рабоче-крестьянскую советскую Черногорию" [9. С. 133]. Эти идеи находили многочисленных сторонников.

В то же время нельзя представлять Черногорию как оплот коммунистов: кроме них в стране, как и на всей территории КСХС действовали радикалы, демократы, республиканцы и пр. Собственно черногорской партией можно считать федералистов, требовавших равноправного положения черногорцев с другими народами королевства в составе федеративной Югославии. При этом следует подчеркнуть, что на парламентских выборах, проходивших в королевстве каждые два года, федералисты добивались определенного успеха: в 1923 г. они получили два депутатских мандата, в 1925 г. - три, в 1927 г. - один. Коммунисты были настроены сотрудничать с ними, однако сторонникам федеративного устройства страны претил радикализм и бескомпромиссность политических требований левых [2. С. 307 - 308].

Борьба сербства с национализмом населявших страну народов, в том числе и черногорского, хотя и в гораздо меньшей степени, была характерна для всего межвоенного периода существования королевской Югославии. При этом следует подчеркнуть, что идеологи сербства видели задачу создания единого цивилизованного пространства различных традиций и культур только через сильную государственную власть. Был провозглашен курс на Европу с "отрицанием" каких-либо сепаратистских устремлений, вызванных этноконфессиональными различиями, политическими играми и культурной принадлежностью к тому или иному миру. Однако стратегия Белграда по реализации идеи югославского "братства и единства" при этом не исключала контроль над ней. Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что эта идея, получившая распространение, прежде всего, в сербской и черногорской молодежной среде и не принимаемая теми же хорватами, все же была скрытой, во многом еще неясной формой сербизма наоборот, цель которого заключалась в создании нового человека - югослава. Однако этот процесс требовал определенных условий, прежде всего консенсуса всех народов. А этого не было и не могло быть по причинам хотя бы исторического характера. Даже среди черногорского народа находились сторонники воссоздания и упрочения своей государственности. Добавлю, что сам термин "югославянство" многими трактовался в духе великосербской идеи [10. С. 323].

Конституция 1921 г., определявшая Королевство сербов, хорватов и словенцев как конституционную, парламентскую и наследственную монархию, была основана на централизме с перевесом исполнительной власти над законодательной, короны над народом. Правительство страны в основном составлялось не в Народной скупщине, а во дворце Александра, слывшего мастером политических игр. В сущности, министры были лишь исполнителями и проводниками королевской воли и политики. При этом отмечу, что посты премьер-министра, главы скупщины, министра иностранных дел почти всегда находились в руках сербов. Разумеется, это не означает, что они должны были вести просербскую политику, но сам факт концентрации власти в сербских руках налицо. В такой ситуации не приходится говорить о каком-либо "черногорском" факторе в политической жизни унитарного государства.

Неординарность ситуации состояла и в том, что в Сербии сформировались два консервативных политических центра: один в окружении короля Александра, другой - вокруг лидера радикалов Н. Пашича. Безусловно, оба они отстаивали централизм в управлении государством, в котором, грубо говоря, сербы доминировали над остальными народами. Но Пашич главной политической силой в Югославии считал конституционную и парламентскую монархию, обладающую мощным полицейским и бюрократическим аппаратом управления, позволяющим держать под контролем Белграда внутреннюю ситуацию, в новых землях особенно. При этом тезис тех же радикалов о том, что сербы, хорваты и словенцы - один народ, отходил на задний план. Король же упорно работал прежде всего над утверждением и укреплением монархической, самодержавной власти. Именно власть монарха без какого-либо посредничества могла, по его мнению, гораздо успешнее решать задачи государственного единства, нежели скупщина с партиями и их политиками. Сама фигура монарха должна была символизировать народное единство и государственную целостность.

6 января 1929 г. король издал манифест об административном переустройстве страны на бановины (департаменты), чем нанес сокрушительный удар по сторонникам федеративного устройства королевства. Политические партии запрещались. Создавался суд по защите государства. Свои действия король оправдывал "высшими народными и государственными интересами и их будущностью". Так, черногорцы в основном снова оказались в составе Зетской бановины. Ограничивалось местное самоуправление. Земля была поделена на срезы и общины. Управление было, по-прежнему, строго централизовано.

В сущности, вся политическая жизнь королевства (или "Великой Сербии") была связана, так или иначе, с национальным вопросом, в частности, с сербохорватскими противоречиями в этой сфере. Борьба с переменным успехом шла по многим направлениям. Для этого использовался комплекс приемов, методов, средств - от политической борьбы в цивилизованных рамках многопартийного государства до террора. Все, в чем хорваты превосходили сербов, черногорцев служило наглядным доказательством примитивизма последних: здесь были и земляные полы в сельских домах, и неграмотность массы населения и пр. Но и черногорцы не забывали преступлений, совершенных в ходе недавней войны хорватами, которые сражались под знаменами Австро-Венгрии. Поэтому сама идея "югославянской нации" не была им так уж близка.

Наступление "югославизма" сопровождалось и созданием новых проправительственных политических формирований: Югославская национальная партия (до июля 1933 г. именовалась Югославской радикально-крестьянской демократией) и Югославская народная партия. В немалой степени активизации политической жизни содействовали так называемые Загребские пункты (ноябрь 1932 г.), с которыми крестьянско-демократическая коалиция выступила против диктатуры в стране [2. С. 311]. В новой обстановке вместе с коммунистами решились высту-

пить и некоторые из их бывших политических соперников, участвуя в устроенных КПЮ в Никшиче и Цетинье грозных антиправительственных демонстрациях 1932 г. Именно на основе сплочения всех оппозиционных режиму сил коммунисты попытались создать общий фронт борьбы с диктатурой. Однако "вечный" антагонизм между федералистской партией и сторонниками унитаризма, как и ранее мешал достижению единства. Но не только это. Нужно подчеркнуть значительную популярность в черногорском обществе Югославской национальной партии, собравшей в своих рядах многих из тех, кто поддержал курс Белграда образца 1929 г.

Однако самой влиятельной политической силой в черногорском обществе стало сформированное главой правительства Миланом Стоядиновичем Югославское радикальное объединение, в которое вошли представители всех народов Королевства Югославии, хотя хорватов в ней, по известным причинам, было значительно меньше.

К сказанному необходимо добавить, что население Черногории в основном поддерживало все же сторонников централизованного устройства своего "сербского" государства. Именно М. Стоядинович, воспринимаемый как сторонник Н. Пашича и его идей, на парламентских выборах 1925 и 1927 гг. избирался от Черногории. Вскоре после своего прихода к власти (июль 1935 г.) он прибыл туда для проведения организационно-пропагандистской работы по расширению базы своей партии. И как результат: в мае 1936 г. была проведена бановинская конференция, на которой был избран Исполнительный комитет во главе со Стоядиновичем. В новую партию вошла большая часть радикальной партии, а также некоторые сторонники демократической и крестьянской партий, большое количество бывших приверженцев югославской национальной партии. Тем самым гражданская оппозиция в Черногории состояла из федералистов и левого крыла партий, распущенных в 1929 г. [2. С. 315].

Однако традиционное общество, господствовавшее в стране, постепенно начинало сдавать позиции, прежде всего в политической сфере, наиболее легкой для манипулирования общественным сознанием. На парламентских выборах в 1938 г. победу одержали сторонники Стоядиновича. Однако перевес правительства был не слишком велик: в Черногории за курс Стоядиновича проголосовали 40 017 человек, в то время как объединенная оппозиция набрала 34 195 голосов [2. С. 321].

Рассматривая вопросы просвещения, следует подчеркнуть, что если по уровню грамотности Югославия была на одном из последних мест в Европе, то в этом была и определенная "вина" Черногории, в которой в 1921 г. насчитывалось около 70% неграмотных [10. С. 44], в то время как в Словении 8,85%, в Сербии -65,43% [11. С. 419]. Практически, почти все сельское население не умело ни читать, ни писать: грамотность для черногорцев была роскошью. Государственные субсидии на просвещение в Словении были в четыре раза больше, чем в Черногории, т.е. само государство подпитывало неравномерность развития населения [11. С. 426].

В стране, в которой множество людей еле-еле сводили концы с концами, считалось непозволительным вкладывать деньги в просвещение: в школы, университеты, театры и пр. В то же время в межвоенном периоде грамотных среди лиц старше 10 лет было около 43%. Причем среди неграмотных женщины традиционно составляли большинство. Так, судя по регионам, неграмотных в Черногории было: в приморском регионе 46,1 % (62,3% женщин); в срединном - 51,2% (76,1 %); в горном - 53% (77,1%); полимско-плевальском - 68% (87,3%) [1. С. 197].

В 1929/1930 уч. гг. в Зетской бановине, которая охватывала Черногорию, Герцеговину, Новопазарский санджаки, южную часть Далмации, насчитывалось 373 основных школы, в которых учились 28 070 школьников. В то же время в банови-

не работали: десять государственных и три частных гимназии - 4084 учеников; две учительские школы - 169 студентов; торговая академия - 159 студентов; морская академия - 106 курсантов; 13 девичьих специализированных школ - 390 учениц, обучавшихся различным ремеслам, десять других ремесленных школ - 559 учеников, восемь детских садов [2. С. 325].

Для образования священства в Черногорско-приморской епархии с центром в Цетинье было открыто пять семинарий.

В дальнейшем число школ все же постепенно увеличивалось. В 1939/40 уч. г. в Черногории уже действовало 440 основных школ с 38 000 учениками, 20 восьмилетних школ и гимназий с 9000 учениками и 10 специализированных школ с 996 учащимися [1. С. 197]. При этом отметим, что родители мальчиков видели в учебе вернейшее средство для последующего устройства на государственную службу [1. С. 275].

Закон предписывал всем лицам до 25 лет, которые не получили образования, в обязательном порядке посещать курсы по ликвидации неграмотности, которые должны были быть открыты при всех народных школах от 1 ноября до 1 марта в вечерние часы. После наступления 25-летнего возраста посещение не было обязательным. В армии также проводилась необходимая работа по ликвидации неграмотности. Предусматривалось законодательством и открытие для домохозяек в возрасте от 15 до 30 лет начальных женских курсов [12. С. 131].

Закон предполагал и образование специальных школьных общин, цель которых заключалась в создании и содержании школ. При этом каждая школьная община имела соответствующий местный школьный комитет. Все эти органы должны были заботиться обо всем: от покупки книг для бедных учеников до устройства школьных кухонь и поликлиник [12. С. 136].

После 6 января 1929 г. и переименования страны в Королевство Югославия Министерство просвещения стремилось еще глубже и сильнее пропитать школу государственной югославской идеологией. При школах могли открываться общества, имевшие подчеркнуто югославский характер: Ядранская стража, стрелковый союз, союз югославянских школьных объединений и др. Преподаватели музыки в средних и учительских школах могли выбирать песни для ученических хоров исключительно из министерского списка. Музыка - только национальная, из западной литературы - только классическая. В преподавании истории, географии, языка учителя должны были развивать и воспитывать дух югославянства [10. С. 262]. Особое внимание в преподавании уделялось истории, словесности, географии - "главным предметам для развития национального самосознания и гордости". При этом на уроках истории преподаватели должны были обращать внимание своих учеников на те сюжеты, которые соединяют, а не разделяют народы королевской Югославии. Одновременно необходимо было соблюдать "симметрию" в преподавании национальных историй [12. С. 136].

Один народ, одно государство, один король - вот суть новой югославской идеологии, которая пронизывала все учебные заведения на всей территории страны. И именно воспитанию молодежи белградские власти уделяли особое внимание.

Основная школа в Черногории длилась четыре года. По закону от 1929 г. она должна была открываться там, где в радиусе четырех км имелось тридцать детей школьного возраста, в особо тяжелых условиях проживания было достаточно и двадцати учеников [12. С. 125].

При этом конфессиональное преподавание было обязательным. Вел его учитель или священник в зависимости от желания родителей [12. С. 126]. Впоследствии все преподаватели Закона Божьего, назначаемые из подданных королевства указом министра просвещения, должны были принять священнический сан.

Закон позволял ученикам участвовать в торжествах только общегосударственного и общенационального значения или прямо соотносившихся с различными

школьными праздниками. Учителями могли быть только окончившие государственную учительскую школу. Вступая на государственную службу, учитель приносил соответствующую присягу.

Однако история королевской Югославии, которой они присягали, приближалась к своему завершению. И немаловажную роль в будущих процессах строительства новой Югославии будет играть крестьянство, т.е. население аграрной страны. Только в Черногории свыше 80% населения были крестьяне, т.е аграрная структура со всеми вытекающими последствиями в социальной, общественной, культурной сфере. Обрабатываемая земля занимала чуть больше 20% ее скалистой территории. На 100 га обрабатываемой земли приходилось 236 жителей, в то время как в Воеводине- 81, в Сербии- 163, в Хорватии и Славонии- 158, Македонии- 136 [11. С. 415].

Введение стального плуга, символа модернизации, растягивалось на сто лет. Небольшие участки земли, в основном, не больше двух гектаров, могли прокормить с трудом только одну семью. Так, в 1931 г. такие земельные владения составляли 45,6% всех крестьянских хозяйств. В то время как в целом по Югославии - 33,8%. "Трудные" почвы, неразвитость агротехнических приемов, - все это и многое другое объясняло получение урожая, которого едва хватало на одну семью, не говоря уже о рынке. В 1939 г. на одного жителя в Югославии приходилось 510 кг зерновых культур, а в Черногории - 107 кг [2. С. 296].

Достаточно сказать, что сам труд в сельском хозяйстве, которым в основном занимались женщины, был практически не механизирован, древние деревянные орала оставались основным орудием для так называемой вспашки на каменистых землях.

Тем не менее после окончания Первой мировой войны наблюдался определенный прогресс и в сельском хозяйстве. Так, если в 1922 г. площадь сельскохозяйственных угодий составляла 165 369 га, то в 1939- 611 836 га. Соответственно, под зерновыми культурами в 1922 г. было 41 495 га, а в 1939 - 56 342 га. [2. С. 296]. В приозерных районах (вблизи Скадарского озера), межгорных котловинах, долинах рек крестьянство могло выращивать пшеницу, кукурузу, ячмень, картошку.

Однако в некоторых отраслях прогресс был очевиден. В 1939 г. по сравнению с 1931 г. увеличился сбор плодов: слив на 43,2%, груш на 54,3%, ореха на 77% и т.д. При этом следует заметить, что увеличению сбора фруктов, вне всякого сомнения, содействовала и работа четырех питомников, где можно было приобрести качественные саженцы плодовых деревьев [2. С. 296]. Среди плодовых деревьев самым популярной была слива, из которой гнали ракию.

Главная отрасль - горнопастбищное животноводство, прежде всего овец и коз. При этом сами горные пастбища и луга достигали 40% от всей территории Черногории. В 1921 г. там насчитывалось 625 905 голов скота - коров, лошадей, овец, коз и т.д. К 1939 г. поголовье выросло почти вдвое и составило - 1 101 567 [2. С. 296]. Однако приемы выращивания и содержания в основном сохранялись на "дедовском" уровне. При этом стоит заметить, что почти 50% крестьянских хозяйств не имели тягловой силы для обработки земли [2. С. 296].

Традиционный уклад жизни обусловливал определенную закрытость черногорской семьи, общества, территории. При этом в горных районах со слабыми коммуникациями именно обычаи во многом определяли нормы поведения черногорского населения. Действуя почти как закон, они охватывали и регулировали почти всю жизнь черногорца, причем не только поведение, но и мышление, переходя из поколения в поколение [11. С. 457].

Прошлое проявлялась, жило и действовало через коллективную память. Традиция была фундаментом жизни [1. С. 458]. Европейский пиджак был все еще отличительным знаком образованности, принадлежности к Европе, в то

время как для крестьян органичной была одежда как у предков. Глядя на платье черногорца или черногорки, можно было легко определить край проживания, принадлежность к тому или иному племени, его обычаи. Дома в основном строились из камня и дерева, особенно камня, которого было вдоволь в горной стране. Села состояли из 30 - 60 домов, а часто и из 2 - 3 хаток [10. С. 47]. Причем плодородная земля была настолько ценна, что на ней никогда черногорцы не строили дома.

Черногорская семья в среднем состояла из шести человек - земля, горы требовали работников. Большинство людей рождалось, жило и умирало в своих селах, что опять-таки свидетельствует о патриархальности черногорцев. Не было особого достатка в пище, так что для многих пост длился гораздо дольше установленного количества дней. Хлеб был основной пищей крестьян. На втором месте в бедняцких краях шла фасоль, которую ели каждый второй день. Жира употребляли меньше чем в городе [11. С. 455]. Мясо больше всего ценилось, но меньше всего елось: две трети белка было растительного характера.

Вера, традиции, обычаи предков, вплоть до кровной мести, воинственность и честность этих балканских спартанцев не уступали "без боя" своего места массовой культуре в "дикой" Черногории. Заметим, что в сознании православных черногорцев все еще крепко держались суеверия с колдовством, с вампирами и прочей нечистой силой, что не мешало им также твердо выставлять себя православными людьми, готовыми отдать жизнь за веру.

Традиция была своеобразным фундаментом самого существования, героика прошлого была той формой, в которой жила и укреплялась национальная гордость, находившая "пищу" в подвигах предков, сражавшихся постоянно со своим вечным и племенным неприятелем - турками. Приверженность обычному, устоявшемуся рождала постоянный страх перед последствиями нововведений, входящих в противоречие с традиционным укладом жизни.

Переходя к характеристике социально-производственной базы Черногории, сразу подчеркну, что в стране, где сохранялись традиции родоплеменного строя, она создавалась крайне медленно. До 1918 г. было восемь промышленных предприятий. Тем не менее и здесь наблюдалось определенное продвижение. Так, к 1938 г. введено в строй 12 новых фабрик. Уже на следующий год насчитывалось 24 предприятия, на которых трудились 1335 рабочих [2. С. 298]. 934 из них были неквалифицированными, 183 квалифицированными, девять технических работников и 36 человек административного персонала [1. С. 283].

В стране, богатой лесом, в 1931 г. работало 28 пилорам для первоначальной обработки древесины [2. С. 298].

Еще одна деталь, позволяющая судить о состоянии черногорского хозяйства: до 1918 г. в стране было электрифицировано всего два населенных пункта, к 1939 г. -28 [2. С. 298]. Плюс немаловажный показатель для характеристики экономической инфраструктуры - дороги: до 1914 г. в стране было 523,5 км проселочных трактов и железная дорога Бар - Вирпазар. В межвоенный период прокладывается 71 км железнодорожного полотна. Здесь следует назвать узкоколейки Плавница - Подгорица и Билеча- Никшич. На 100 кв. км территории Черногории приходилось 0,5 км железнодорожного пути, в то время как в среднем по Югославии этот показатель составлял 4,2 кв. км [2. С. 300].

Несколько лучше обстояло дело с ремесленными мастерскими, которых в 1935 г. насчитывалось около полутора тысяч. И тем не менее и тут Черногория стояла по этому показателю на последнем месте. В 1939 г. на ее территории одна мастерская приходилась на 247 жителей, в то время как в Сербии и Словении - на 53, в Хорватии - на 78, в Македонии - на 112, в Боснии и Герцеговине - на 191 [2. С. 299]. Почти так же обстояло дело и с предприятиями торговли, которых в 1935 г. насчитывалось около 2 тыс. [2. С. 300].

Безусловно, в бановине действовали кредитные учреждения, однако их количество было весьма незначительно - 13 банков, из них - восемь черногорских и пять филиалов югославских банков. Слабость финансового капитала не позволяла оказывать сколько-нибудь существенного влияния на экономику страны: в 1931 г. капитал восьми черногорских банков составлял всего 20 млн. динаров [2. С. 302].

Тяжелые экономические условия заставляли одних черногорцев эмигрировать в Северную и Южную Америки, других перебираться в Космет (Косово и Метохию) обживать новые земли и "разбавлять" албанское население, третьих становиться горожанами. За счет притока сельской молодежи увеличилось население таких центров, как Подгорица, Никшич, Цетинье, Иванград, Бело Поле, Плевле. И если в 1921 г. только 14,7% населения имело доходы, не связанные с сельскохозяйственной деятельностью, то в 1931 г. этот процент повысился на 6,2% [1.С. 195].

В приморском регионе с его центрами в Баре, Которе 62% населения было занято в сельском хозяйстве, лесном деле, рыболовстве; 11,6% - в промышленности, ремеслах; 8,1%- в торговле, кредитном деле, транспорте; 12,2% числились служащими, находились в армии. В срединном, куда входили такие города, как Подгорица, Цетинье, Даниловград, эти цифры составляли- 75,3%, 6,8%, 4,5%, 7,5%. В горном - с такими центрами, как Колашин и Никшич, соответственно - 88,3%, 3,5%, 2%, 3,3%. В полимско-плевальском регионе с городами Андриевица, Бело Поле, Плевле, Бераны и другими - 86,4%, 4%, 2,8%, 4% [1. С. 273]. При этом в приморском регионе преобладало землепашетво и плодоводство, в горном - животноводство, в срединном больше представлена землеобработка, в последнем - плодоводство и лесное дело [ 1. С. 273 - 274]. Среди городов наиболее были развиты Бар и Улцинь, известные приморские центры. В этом регионе трудилась половина от общей численности всех рабочих в Черногории [1. С. 284]. В 1931 г. в сельском хозяйстве, лесном деле, рыболовстве было занято 130 925 тыс. человек (79,6%) от общей численности активного населения; в промышленности и ремеслах - 8 937 (5,4%); в торговле, кредитном деле и транспорте - 4730 (2,9%); в государственной службе, в группах служащих, лиц свободных профессий, в армии - 12 421 (7,6%); в остальных категориях - 7430 (4,5%) [1. С. 275].

При этом в социальной структуре населения рабочие составляли 5,9%, а служащие - 5,1% [1. С. 196]. Подробные комментарии излишни: мало рабочих, много чиновников. По данным из 1925 г. в 32 населенных пунктах городского типа жили 60 400 жителей, в то время как в 1313 сельских поселениях проживали 260 000 жителей [1. С. 194 - 195].

К концу 1930-х годов в Черногории был один театр на 250 мест, 12 кинотеатров с 2060 мест и два музея. На каждого 194-го жителя приходился один радиоприемник [1. С. 197]. Открыли свои двери музыкальные школы в Цетинье (1932) и в Подгорице (1937).

Разумеется, развитие шло, но необходимо было время. Но его не было. В сентябре 1940 г. в Цетиньском монастыре патриарх Гаврила Дожич после святой литургии говорил: "Все сотрясается, все качается, земля грохочет. В эти тяжкие и судьбоносные времена должны мы себя спросить: в чем наш долг? Вот в чем: сегодня когда все уничтожается, когда рушатся дома и города, когда одна торпеда уносит тысячи жизней на морское дно, мы должны осознавать эту ситуацию и сплотиться, чтобы сохранять то, что кровью и через муки создали" [13. С. 600].

Однако те, кто вершили политику, "сплачивание" понимали по своему. 25 марта 1941 г. правительство в Белграде решилось пойти на присоединение к Тройственному пакту, входя фактически в орбиту Германии. Однако народ - ни в столице, ни в провинции - не хотел вникать в тонкости высокой политики своих правителей и не скрывал неприязни, мягко говоря, к пакту с Гитлером со "швабами", давними неприятелями сербов и черногорцев. Известно, что создавшаяся ситуация

была использована группой офицеров во главе с генералом Д. Симовичем для совершения государственного переворота. 27 марта 1941 г. под лозунгом "лучше рат, чем пакт" военный Белград, казалось, смешал германскую карту. В самой стране на стороне вождей переворота, противников пакта с фюрером решительно выступила Сербская православная церковь во главе с патриархом. Еще до заключения договора с Гитлером он посетил принца-регента Павла и заявил ему свое категорическое осуждение планируемого акта. Глава Сербской церкви, судя по некоторым совпадениям, например, срочном созыве Архиерейского собора накануне переворота, был посвящен в акцию Симовича и его сторонников в армии. 27 марта в речи с балкона здания патриархии он говорил следующее: "В эти дни перед нашим народом судьба снова поставила вопрос, какому царству мы больше расположены. Сегодня на заре [...] на этот вопрос был дан ответ: расположены мы царству небесному, т.е. царству Божьей истины и правды, народного согласия и свободы. Этот вечный идеал, носимый в сердцах всех и согреваемый в святилищах наших православных храмов и написанный на наших народных знаменах, - сегодня утром засветился чистый и светлый как солнце, очищенный и омытый от грязи" [14. С. 256]. Белград ликовал. Однако были и такие люди, которые отчетливо понимали всю неотвратимость гитлеровского нападения. 6 апреля в 5 часов утра Берлин передал по радио объявление войны Югославии. Через несколько часов на улицах и площадях ее столицы рвались немецкие бомбы. Начиналась очередная война с Германией и ее союзницами. Жизнь черногорского народа вступала в привычную военную колею. Королевство терпело поражение, но не черногорцы. Именно Зетская дивизия, сформированная в основном из черногорцев, успешно ведя бои против итальянцев, успела захватить в плен свыше тысячи солдат и офицеров [2. С. 324].

Но силы были неравны. 17 апреля 1941 г. Королевство Югославия капитулировало. Черногорцы возвращались домой. Оружие они сдавать не собирались.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Радусиновиh П. С. О Црнсj Гори и ньеном становништву. Андриjевица, 2002.

2. Вуjовиh Д.-Д. Црна Гора у Jугославиjи (1918 - 1941) // Црна Гора. Београд, 1976.

3. Vrcinac L. Krajbevina srba, hrvata i slovenaca od ujedinjenja do vidovdanskog procesa. Beograd, 1956.

4. Боjовиh J.P. О неким специфичностима револуционарног покрета у Цорноj Гори током 1919 - 1920 године // Петровачка комуна 1920 године - прва комунистичка општина на Jадрану. Зборник радова са научног скупа одржаног 23, 24 и 25 новембра 1984. Титоград, 1986.

5. Паjовиh Р. Општински избори у Цорноj Гори 1920 године, с посебним освртом на побjеду комуниста у Петровцу на мору // Петровачка комуна 1920 године - прва комунистичка општина на Jадрану. Зборник радова са научног скупа одржаног 23, 24 и 25 новембра 1984. Титоград, 1986.

6. Зеновиh У. Револуционарне традициjе Петровца // Петровачка комуна 1920 године - прва комунистичка општина на Jадрану. Зборник радова са научног скупа одржаног 23, 24 и 25 новембра 1984. Титоград, 1986.

7. Стиенский Р. М. За советскую Черногорию. Очерки революционного движения в Черногории. М., 1934.

8. Македонский вопрос в документах коминтерна. Скоще, 1999. Т. 1.4. 1. 1923 - 1925 гг.

9. Лакиh З. Свиjест о Петровачкоj комуни у револуционарном покрету Црне Горе // Петровачка комуна 1920 године - прва комунистичка општина на Jадрану. Зборник радова са научног скупа одржаног 23, 24 и 25 новембра 1984. Титоград, 1986.

10. Димиh Л. Културна политика у Кральевини Jугославиjи 1918 - 1941. Београд, 1996. Први део. Друштво и држава.

11. Димиh Л. Културна политика кральевине Jугославиjе 1918 - 1941. Београд, 1997. Трепи део.

12. Димиh Л. Културна политика кральевине Jугославиjе 1918 - 1941. Београд, 1997. Други део.

13. Слиjпчевиh Ъ. Историjа српске православие цркве друга кньига Београд, 1991.

14. Маевский В. Русские в Югославии. Взаимоотношения России и Сербии. Нью-Йорк, 1966. Т. 2.

Permanent link to this publication: