В статье описывается процесс формирования нового образа Сербии и сербов в британском обществе в годы Первой мировой войны главным образом благодаря письмам и заметкам англичан, сотрудников гуманитарных миссий и офицеров.

The article deals with forming of a new image of Serbia and the Serbs in British society during World War I. The author considers primarily the letters and notes of English military officers and officials of humanitarian missions.

Ключевые слова: Первая мировая война, Сербия, Великобритания, сербы, британцы, восприятие

События 1914 - 1918 гг. явились важной вехой в формировании исторической памяти многих наций, в том числе и британской. Привычные представления о некоторых народах подверглись существенному пересмотру. В ходе Первой мировой войны заставили британское общество говорить о себе сербы. Увидел свет ряд источников личного характера (дневников, путевых заметок, мемуаров), написанных британскими очевидцами и участниками военных действий на Балканах. Некоторые из этих источников более известны (например, книги Ф. Сандес, Э. и К. Эскью), другие мало знакомы даже в Англии (сочинения К. Мэтьюз, С. Ливингстон). Авторы стремились поделиться опытом с соотечественниками, а также рассказать о сербах, вместе с которыми англичане сражались против общего врага. Эти источники послужили основой данной статьи, цель которой - проследить складывание у британцев образа сербского народа в годы Первой мировой войны.

В начале XX в. среднестатистический англичанин едва ли знал что-либо о Сербии, а если и слышал или читал что-то, то вряд ли это могло вызвать у него одобрение. Из всех стран, освободившихся от турецкого господства, Сербия в глазах жителя Великобритании имела наихудшую репутацию. В сознании большинства эта страна ассоциировалась с жестоким убийством группой офицеров монаршей четы Обреновичей, произошедшим весной 1903 г. [1. S. 359]. Новый король Петр из династии Карагеоргиевичей (1844 - 1921) некоторое время не признавался Великобританией. Только в 1906 г., когда организаторы заговора ушли в отставку, английский посланник вернулся в Белград [2. S. 88].

Что касается других стран, то, например, консервативная печать России комментировала убийство короля и королевы Сербии следующим образом: в чистые нравы славян за время турецкого ига "проникли баши-бузукские черты, просыпающиеся по временам" [3. С. 66]. В свою очередь, австрийская и немецкая пе-

Забелина Наталия Юрьевна - научный сотрудник Государственного исторического музея.

чать накануне войны изображала сербов исключительно как варваров и садистов [4. S. 45]. "Ужасное преступление легло тенью на репутацию Сербии", - писал британский современник событий историк Р. Сетон-Уотсон [5. S. 12]. Меньше всего простой англичанин желал бы, чтобы его страна оказалась связанной с подобным государством союзными обязательствами и "жертвовала бы миллионами жизней своих граждан во благо Сербии" [1. S. 360]. "Когда началась война, большинство англичан воспринимали сербов как орду балканских варваров. Знания об этой стране ограничивались леденящей кровь историей об убийстве королевской четы весной 1903 г.", - писал один из участников Балканской кампании британской армии [6. S. 231]. "До начала войны для англичан это было всего лишь название страны, притом вызывающее не самые приятные ассоциации, так как мы стали свидетелями худших страниц истории Сербии. А плохое, как известно, легче запоминается", - подтверждал его слова В. Чирол, британский журналист и дипломат [7. S. 1].

Сами сербы были осведомлены о своей сомнительной славе. Так, авторы развлекательных романов супруги Эскью, побывавшие в Сербии во время войны, вспоминали о своих встречах с сербами, которые говорили им: "Вы думаете, что мы нация головорезов и бандитов" [8. S. 2]. Э. и К. Эскью не могли отрицать, что многие их соотечественники придерживались подобного мнения и отговаривали супругов от поездки на Балканы. Они же надеялись, что их книга об этой поездке поможет британцам преодолеть предрассудки.

В сравнении даже с далекой Россией, где население якобы носит меховые шапки зимой и летом, Сербия казалась страной еще более неизведанной, с жителями, похожими на турок. Однако с началом войны все изменилось. Заработала мощная пропагандистская машина. Если разыгрывать бельгийскую карту против Германии пропагандистам было легко, то в случае с Сербией пришлось приложить больше усилий. При этом схема и механизм конструирования образа страны - жертвы милитаризма были очень схожи. Сербия должна была стать неким экзотическим вариантом европейской Бельгии. Ее так и называли - Бельгия Востока [5. S. 5].

В первое время создание мученического образа шло по отработанному и действенному сценарию. Как и в случае с Бельгией, в английском обществе говорили о "нашем маленьком союзнике", "маленькой отважной Сербии" [9. S. 3]. Английская пропаганда, направленная на поддержку Сербии, была призвана обличать в первую очередь Австро-Венгрию. Россия, в свою очередь, преподносилась как такая же, как и Англия, защитница малых народов Европы. Британская пресса писала, что если Англия отвечала за безопасность Бельгии, то Россия - православной Сербии.

Большим влиянием пользовался бывший до 1913 г. венским корреспондентом "The Times" Г. Уикхем Стид. Еще до войны он неоднократно выступал за объединение южных славян, с началом войны соединил усилия со своим единомышленником Р. Сетоном-Уотсоном, который также в течение ряда лет писал памфлеты о будущем разделе Австро-Венгрии. Более того, Уикхем Стид и Сетон-Уотсон объявили, что они единственные в Англии, кто разбирается в балканском вопросе и в 1918 г., как знатоки проблемы, стали руководителями австро-венгерской секции в Департаменте пропаганды во враждебных странах. Ранее, осенью 1916 г., они вместе с лидером чешского национального движения Т. Масариком основали журнал "The New Europe", с помощью которого надеялись оказывать влияние на британское общество [10. S. 38 - 39].

Англичане, состоявшие в Обществе Красного Креста, писали памфлеты и брошюры, чтобы привлечь внимание своих соотечественников к сербской проблеме. Задняя обложка подобных брошюр, ценой примерно в 1 пенни, представляла собой анкету. Любой желающий мог заполнить ее и, приложив чек, отправить в Фонд помощи Сербии. Банковский счет организации, на котором изначально ле-

жали несколько тысяч фунтов, пополнялся благодаря пожертвованиям [11. S. 239]. Фонд, основанный в сентябре 1914 г., находился под патронажем королевы, в него входили такие влиятельные в Великобритании персоны, как О. Чемберлен, Д. Ллойд Джордж, Г. Асквит, У. Черчилль. Р. Сетон-Уотсон стал почетным секретарем Фонда и одним из самых активных его деятелей. Фонд помощи Сербии сотрудничал с Красным Крестом и американским Фондом Рокфеллера в разработке плана по санитарно-эпидемиологической защите Сербии [5. S. 32].

Несмотря на часто снисходительный тон британских пропагандистов и некоторых общественных деятелей (к таковым можно отнести, например, Т. Липтона, чайного магната и автора пропагандистских брошюр), им удалось отодвинуть историю с убийством Обреновичей на второй план. "Бельгия не единственная маленькая страна, подвергшаяся нападению в этой войне. История Сербии не без пятен. Но история какой из наций не имеет пятен. Первая нация, которая без греха, пусть бросит в Сербию камень. Эта нация прошла страшную школу, но она упорной энергией завоевала свою свободу, которую сохранила благодаря своему мужеству", - заявил министр финансов Д. Ллойд Джордж в одной из своих речей в сентябре 1914 г. [12. С. 15]. В. Чирол полагал, что Сербия искупила ошибки (имелось в виду убийство монаршей четы) кровью своих сыновей, сражающихся с "австрийским Голиафом" [7. S. 18]. Сербам давали понять, что совершенное ими преступление не забыто, хотя в Великобритании больше не принято было говорить о нем открытым текстом.

Одной из задач власти было убедить сограждан, что они должны воевать не за Сербию или во имя ее блага, что сражаться вместе с Сербией против общего врага не зазорно для британцев. К тому же, британцев и сербов объединяла одна цель - борьба за свободное будущее Европы. Сербия изображалась "стражем у восточных ворот", не позволяющим Центральным державам продвигаться на восток, защищая тем самым британские интересы на Востоке [13. S. 36]. Премьер-министр Великобритании Г. Асквит подчеркивал священность международного права, и прежде всего - права маленьких государств. Два из них - Бельгия и Сербия - оказались вовлеченными в войну с самого ее начала.

28 июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Военные действия, развернувшиеся на территории самой плодородной части Сербии, губительно сказались на экономике страны. "Сербия, имеющая крестьянское население, равное населению Ирландии, ведущая уже третью войну в течение двух лет¹, ведет ее с большим запасом мужества и настойчивости, но без всякого запаса средств", - говорил во время своего выступления в Палате общин Д. Ллойд Джордж [12. С. 76 - 77]. Российский посланник в Белграде князь Г. Н. Трубецкой сообщал: "Переутомление физическое и нравственное после четырех месяцев непрерывной бессмысленной борьбы овладело сербскими войсками до такой степени, что в середине ноября катастрофа казалась неизбежной" [14. С. 521].

За годы войны Сербия потеряла более полумиллиона человек [15. С. 631]. Колоссальные людские потери, понесенные страной, иллюстрирует пример, приведенный военным врачом Артуром Алпортом в мемуарах. Он сообщал об одиннадцати братьях-сербах, отправившихся в 1914 г. на войну. К 1917 г. в живых оставался лишь один [16. S. 170]. Во время войны население Белграда сократилось в пять раз [17. S. 31].

У стран Антанты была возможность воспрепятствовать тому, что это балканское государство было буквально сметено армиями противников. Осенью 1915 г., зная о готовящемся наступлении государств Центральной коалиции, сербское ру-

¹ Первая балканская война (октябрь 1912 г. - май 1913 г.) велась Сербией совместно с Болгарией, Грецией и Черногорией против Османской империи. Вторая балканская война (29 июня - 29 июля 1913 г.) велась Болгарией, с одной стороны, и Румынией, Сербией, Черногорией, Грецией и Османской империей за пересмотр итогов Первой балканской войны.

ководство неоднократно обращалось к союзникам с просьбой прислать войска для совместных действий. Но лидеры Англии и Франции не спешили отправлять своих соотечественников умирать на далекие Балканы, сомневаясь в целесообразности подобных затрат [18. С. 134 - 135]. Британская дипломатия при обсуждении балканских вопросов в лагере союзников занимала сдержанную позицию, так как ее руководители за небольшими исключениями недооценивали роль и место Балканского полуострова в стратегии скорейшего и победоносного окончания войны [19].

Осенью 1915 г. на Сербию двинулись немцы, австрийцы и болгары. Не выдержав такого натиска, сербская армия была разбита. Высокопоставленный чиновник Красного Креста американец Г. Фолкс назвал Сербию "парализованной страной": университет, школы и банки закрыты, магазины пусты, нет топлива и транспорта, на улице не встретишь детей до трех лет и мужчин в возрасте от 18 до 50 [17. S. 28]. С большим размахом действовали спекулянты на "черном рынке" [20. С. 146]. Население жестоко страдало от туберкулеза. Страна пережила все возможные невзгоды. Многие сербы были депортированы в Болгарию, меньшее число - в Австрию. Г. Фолкс, говоря о числе депортированных, приводит цифры 50 - 80 тыс. человек [17. S. 44 - 50]. "Сербское отступление стало одной из самых чудовищных катастроф войны. Страдания, как физические, так и душевные, которые пережили сербы во время отступления через Албанию, трудно описать", - вспоминал очевидец событий А. Алпорт [16. S. 144].

Центральные державы планировали полный военный разгром Сербии [21. С. 189]. Антанта, имевшая в районе Дарданелл более чем шестисоттысячное войско, не перебросила войска в Салоники для отправки в Сербию, хотя Галлиполийская операция давно была лишена перспектив. Английские войска стали прибывать в Сербию только в конце октября 1915 г. и участвовали в незначительных операциях. Уже 11 ноября начался отвод Экспедиционного корпуса к греческой границе. Руководство Англии и Франции решило, что Сербию уже ничто не спасет [18. С. 135]. "Никто не станет отрицать, что в ходе идущей войны были допущены ошибки", - писал ветеран английской журналистики г. Гордон-Смит о безучастности, проявленной лидерами Антанты к судьбе Сербии [11. S. X].

В Сербии, как и в Бельгии, работали комиссии по расследованию преступлений оккупантов по отношению к местным жителям. "Зверства, практикуемые немецкой армией в Бельгии, имели место и в занятой австрийскими войсками Сербии [...] "очаровательные австрийцы", а также "гордый и учтивый венгерский народ" имел сомнительную честь превзойти в жестокости, если такое возможно, своих прусских друзей", - так оценивал ситуацию руководитель комиссии, доктор криминалистики из Швейцарии А. Раисе [22. S. V]. Он прибыл по приглашению сербского правительства как представитель нейтральной страны. Участники расследования опрашивали свидетелей, в том числе австрийских пленных и жителей городов, подвергшихся бомбардировкам, эксгумировали трупы убитых, осматривали раненых. Раисе подчеркивал, что Сербия неоднократно выражала возмущение поведением оккупантов, однако это недовольство часто воспринималось скептически, особенно в нейтральных странах [4. S. 3 - 4]. Другой швейцарец, В. Куне, написал книгу "Отрицающим мученичество. Югославяне и война" [23], надеясь просветить тех, кто не знает о бедах сербского народа [24. S. 355]. Надо заметить, что рассказы об ужасах, творимых немецкими оккупантами в Бельгии, принимались на веру гораздо быстрее как англичанами, так и гражданами нейтральных стран.

Ряд представителей английской общественности агитировал за активную помощь сербам. Инициатором этой кампании стал Р. Сетон-Уотсон. Призыв нашел отклик, в том числе и среди женщин. "Организация миссий в Сербию стала считаться вопросом престижа, продажа и покупка сербских флагов - делом чести,

приобретение одежды для сербских солдат - особым шиком", - писала современница событий С. Ливингстон [25. S. 165]. Фонд помощи Сербии отправил несколько медицинских отрядов [11. S. 239]. К одному из них были прикреплены супруги Эскью. Они ехали как литераторы, но при необходимости были готовы оказать помощь в работе госпиталя. Перед поездкой они провели организационную работу по формированию отряда и поиску средств. В качестве причин, побудивших их поехать на фронт, семья Эскью называла впечатление от рассказов о подвигах и бедствиях сербского народа зимой 1914 - 1915 гг. [8. S. 22].

На Балканы отправились врачи, медсестры, журналисты, искатели приключений. Многие были готовы поехать за собственный счет. Другие просили лишь об оплате поездки, но работать готовы были на безвозмездной основе [9. S. 11]. Так Сербия перестала восприниматься как далекая непонятная страна с дурной репутацией. О ней говорили, писали, слагали песни. Теперь ее мог показать на карте любой ребенок [25. S. 164]. Реальные бедствия, а также отчаянная и героическая борьба сербов заставили британцев воспринимать своих союзников более серьезно [9. S. 4]. Сербия обрела постоянные характеристики, которые отныне ассоциировались только с ней [2. S. 132].

Очевидцы событий - авторы источников - неплохо разбирались в национальных вопросах Центральной и Юго-Восточной Европы, стараясь просветить также и своих соотечественников, многие из которых, подобно Д. Ллойд Джорджу, вряд ли различали словаков и словенцев [26. S. 101]. Они касались таких тем, как этногенез и история сербского народа, борьба южных славян за свободу и объединение. Говоря об этой борьбе, Р. Сетон-Уотсон правомерно полагал, что она значительно менее известна простому читателю, чем итальянское Рисорджименто [5. S. 31]. К. Мэтьюз сообщала, что тысячи чехов - подданных Австро-Венгрии - отказывались стрелять в сербов, своих славянских братьев по крови, и были расстреляны немецкоязычными носителями Kultur, предпочтя "смерть бесчестью" [27. S. 26].

В сербской армии свирепствовали малярия, тиф и дизентерия. К. Мэтьюз случалось наблюдать, как офицеры дезинфицировали хлеб горящим спиртом. [27. S. 24 - 28]. Страна, покрытая свежими могилами, являла собой печальную картину. В каждом населенном пункте очевидцам постоянно приходилось видеть похоронные процессии, которые несли запечатанные гробы с жертвами эпидемии [25. S. 115]. Люди умирали на дорогах и улицах городов. Потрясенные очевидцы сравнивали увиденное со средневековыми эпидемиями чумы [11. S. 9]. Для медицинского персонала госпиталей риск заразиться тифом или холерой был очень высок, и многие британские врачи и медсестры не вернулись домой. Условия работы были непростыми: из-за свирепствовавших эпидемий приходилось лечить также местное гражданское население [11. S. 241].

Раненые и местное население Сербии ценили помощь иностранцев и по возможности помогали им, а в случае кончины достойно хоронили. Так, например, похороны юной британской медсестры, работавшей при миссии Красного Креста и скончавшейся во время эпидемии, превратились в траурное шествие, в котором участвовало огромное количество местных жителей и сотрудников иностранных миссий. Гроб девушки был покрыт тремя флагами - сербским, российским и британским. В мероприятии приняли участие посланники этих государств [25. S. 126 - 127].

Британские и французские добровольческие медицинские части делали все возможное для борьбы с инфекционными болезнями. "Если бы военные власти Франции и Великобритании обладали такими же умом и дальновидностью, как и штатские доктора, и поддерживали бы сербов, история войны могла быть совершенно иной, но они не видели дальше собственных носов, т.е. Западного фронта. Таково было мнение наших политиков и генералов, если оно вообще у них име-

лось на этот счет. Так что армии противников имели достаточно времени между январем и сентябрем 1915 г., чтобы подготовить большой прорыв, нацеленный на полное сокрушение Сербии", - возмущался А. Алпорт [16. S. 143 - 144].

Среди тех, кто откликнулся на призыв Сербии о помощи, особо стоит отметить Флору Сандес. Дочь викария ирландского происхождения стала первой в Сербии женщиной-офицером. Служба британской подданной Ф. Сандес в сербской армии представляет собой уникальный случай. Бесстрашно сражаясь наравне с мужчинами, она дослужилась до капитана. Более того, в 1916 г. за свою храбрость она награждена "Звездой Карагеоргия".

Одна медсестра-шотландка описала в дневнике свою встречу с Ф. Сандес на фронте следующим образом: "Она долго рассказывала, в каких яростных сражениях ей и ее товарищам пришлось участвовать. Мы испытали чувство гордости за нее" [28. S. 120].

А. Алпорт встретился с Ф. Сандес в конце 1916 г. В тот момент она лечилась в англо-сербском госпитале после ранения. Сербские солдаты воспринимали ее в качестве современной Жанны д'Арк и не колебались, когда она вела их за собой. Алпорт как-то спросил одного сербского полковника, кто является самым храбрым бойцом сербской армии, и тот ответил: "Флора Сандес". Автор очень хотел познакомиться с ней, ожидая увидеть настоящую амазонку. Каково же было его изумление, когда легендарная воительница оказалась "миловидной женщиной средних лет, с короткими седыми волосами и приятным голосом" [16. S. 145 - 146]. Заслуги Ф. Сандес были высоко оценены и сербскими современниками. [29. S. VIII].

Удивительно, но до недавнего времени ее имя было мало знакомо жителям Туманного Альбиона. Но практически забытая на родине Ф. Сандес осталась в памяти сербского народа. Так, ей посвящен телевизионный фильм 1997 г. с говорящим названием "Naša engleskinja" ("Наша англичанка"). Интерес к личности Ф. Сандес возродился после того, как была опубликована книга К. Эйди "Камуфляж вместо корсета", посвященная женщинам-солдатам [30]. Автор книги - военная журналистка, в 1990 г. освещавшая войну на Балканах. К. Эйди впервые услышала имя Ф. Сандес от сербского переводчика.

Наблюдая за сербами в непосредственной близи, Ф. Сандес восхищалась многими присущими им качествами. Соотечественники задавали ей вопросы о том, не было ли ей страшно одной среди орды головорезов. У Ф. Сандес подобные вопросы вызывали лишь недоумение. "Я не могу себе представить, - писала она, - чтобы сербский солдат мог как-либо обидеть меня. Гуляя ночью по сербской деревне, я чувствую себя в большей безопасности, чем в темное время суток в большинстве городов Англии или континентальной Европы" [29. S. 123].

В качестве весомого аргумента для развенчания мифа о жестокости сербов авторы использовали наглядные примеры отношения сербов к пленным. Австрийские пленные, по словам британцев, чувствовали себя достаточно свободно. Их видели загорающими, пьющими кофе, сидящими в парках. Более того, лица сербского происхождения имели право носить гражданскую одежду [25. S. 125]. Пленные получали такой же паек и жили в схожих с сербскими солдатами условиях. Каждый был вправе рассчитывать на солому для подстилки, тарелку супа и ломоть черного хлеба [27. S. 26 - 27]. Офицеры жили во вполне приличных условиях, многое делалось для их удобства. Некоторые пленные, с медицинским образованием, на добровольных началах работали в госпиталях бок о бок с французами, англичанами, русскими и сербами. Во время эпидемии тифа пленным и собственным солдатам оказывалась одинаковая помощь. Пленные также были заняты на железнодорожных работах, выполняли обязанности дворников, официантов в отелях и могильщиков. Но работы на всех не хватало, и кое-кому приходилось слоняться без дела, тщетно подыскивая себе занятие [25. S. 128 - 130]. Многие по-

павшие в плен к сербам утверждали, что офицеры призывали их не сдаваться, так как, по их словам, сербы непременно зверски убьют всех угодивших к ним в руки. Солдат учили, что в случае окружения лучше застрелиться [4. S. 45]. К. Мэтьюз отмечала, что чехи, попавшие в сербский плен, были довольны и не жаловались на условия содержания несмотря на скудное питание [27. S. 26]. В госпиталях, где сербские солдаты лежали рядом с пленными из австрийской армии, между ними существовало "удивительное братство". Они оказывали друг другу посильную помощь и поддерживали покалеченных во время прогулок [25. S. 130]².

Любопытны наблюдения британцев за взаимоотношениями офицеров сербской армии со своими денщиками. Денщики, по их словам, относятся к своим офицерам, как к собственным детям, и присматривают за ними, в каком бы состоянии те ни были - трезвые или не очень. "Сербы привыкли пить очень много, при этом они никогда не теряют работоспособности", - подмечал А. Алпорт [16. S. 151]. С. Ливингстон назвала подобные взаимоотношения "странными". В своей книге она рассказала об офицере, который поколотил солдата за то, что тот потерял дорогого породистого щенка. "Но я уверена, - писала она, - что тот солдат любил своего офицера и положил бы жизнь за него". Денщик не затаил злобы, наоборот, он старался угодить офицеру, украсив его дом цветами [25. S. 179]. "Жестокость совершенно чужда их природе", - писала Ф. Сандес, не понаслышке знакомая с сербским населением. Она стремилась развеять уверенность своих соотечественников в том, что в Сербии часто прибегают к жестоким наказаниям. Когда несколько энтузиастов-англичан решили создать общество "Против жестокого обращения с животными", то сербы выразили недоумение, так как это было не в их традициях [29. S. 40 - 41]. О хорошем отношении к животным свидетельствовали и другие авторы.

В сербской армии в целях дисциплины могло применяться палочное наказание. "На нашем собственном флоте порка была отменена сравнительно недавно, и я думаю, что сербская армия скоро последует этому примеру", - полагала Ф. Сандес. Наиболее популярные среди солдат офицеры всегда были готовы применить наказание. При этом солдаты их обожали [29. S. 42]. Р. Сетон-Уотсон, побывавший в Сербии накануне Первой мировой войны, также отмечал хорошие взаимоотношения между солдатами и офицерами, говоря о "прекрасном сочетании дисциплины и духа товарищества". Историк стремился сформировать у своих соотечественников мнение, что сербы - вовсе не забитые и привыкшие к тирании люди, а сербская армия по духу совершенно демократична "в самом лучшем понимании этого слова" [5. S. 12 - 13].

Все авторы-британцы единодушны в оценке боевых качеств сербской армии. Отмечалась покорность солдат и их восприимчивость к армейской дисциплине [11. S. 23]. "Сербский солдат - совершенный продукт нации, чьи боевые качества вошли в поговорку", - сообщал Л. Черч. Но даже у совершенного солдата была возможность для развития за счет новейших средств вооружения и подготовки [2. S. 117].

Сохраняя в описании сербских офицеров экзотический колорит, британцы признавали, что представители верхушки сербского общества были хорошо образованы и воспитаны. Это подтверждала и легендарная воительница Ф. Сандес. По ее словам, к ней относились с уважением как солдаты, так и офицеры, что и делало возможной ее службу. По мнению А. Алпорта, они были джентльменами. [16. S. 138]. Он, одновременно преследуя две цели - критику союзников-французов и восхваления сербов, писал: "Французские офицеры свысока смотрели на сербов, считая себя стоящими на более высокой степени культурного и общего развития. На самом деле, сравнивать было нечего. Серб как солдат не имеет рав-

² Подобное отношение к пленным описывали также англичане, находившиеся во время Первой мировой войны в России (см., например [31]).

ных в мире. В культурном смысле, а также как патриот и джентльмен, он стоит рядом с нами. А комплимент это ему или нам, зависит от точки зрения. Без сомнения, он убежденный патриот" [16. S. 137 - 138]. В книге Алпорта чувствуется радикализм автора. Некоторые выводы о культурном равенстве серба и англичанина показались бы большинству его современников поспешными и необоснованными. Алпорт, общаясь в основном с образованными офицерами, переносил их качества на народ в целом. Л. Черч, например, не спешил проводить подобные параллели между сербами и своими согражданами, отмечая, что эта сербская крестьянская цивилизация - отсталая, полная пережитков и косности [2. S. 107]. Однако тезис Алпорта о безграничной любви сербов к отечеству вряд ли кто стал бы оспаривать.

Пламенный патриотизм как яркую черту сербского народа отмечали все побывавшие на Балканском фронте британцы. "Их сверхъестественная отвага, преданность своему народу, своим идеалам почти пятьсот лет подвергались испытанию", - отмечала К. Мэтьюз [27. S. 40]. По мнению Г. Гордона-Смита, в армиях, состоящих преимущественно из крестьян, двойной патриотизм - национальный и локальный [11. S. 22]. ""Старина серб", - таков был вердикт Томми, а когда нужно оценить человека, Томми Аткинс редко ошибается" - это уже слова Д. Уолша [6. S. 231]. Чтобы получить от британца Томми столь высокую оценку, необходимо было действительно обладать выдающимися качествами.

Фигурой, которая символизировала доблесть сербской армии, находящейся в трудном положении, британские очевидцы считали воеводу (маршала) Радомира Путника (1847 - 1917). Сербский военачальник произвел на них сильное впечатление своей непростой судьбой, длительной карьерой, а также влиянием, которое он оказывал на солдат.

В период Первой мировой войны на самых высоких политических и государственных должностях в Сербии по большей части были люди, чьим единственным пропуском в высшие круги было их образование [32. С. 78]. Многие сербские политики и руководители были по профессии инженерами и учителями. Еще в XIX в. иностранные наблюдатели отмечали присущую сербскому обществу эгалитарность: отсутствие дворянства, всего несколько крупных землевладений, относительно равномерное распределение земли. Такой порядок способствовал тому, что в стране не было заметного социального расслоения [33. С. 18 - 21].

Р. Сетон-Уотсон в памфлете "Моральная сила серба", знакомящем жителей Великобритании с Сербией и ее народом, подчеркивал, что демократические традиции происходят от отсутствия аристократии. Автор отмечал, что даже две соперничающие королевские династии берут свое начало в крестьянской среде [5. S. 19]. Таким образом, граждане страны, аристократия которой стала в мире эталоном, должны были проникнуться симпатией к людям, среди которых вообще не было аристократов. Предполагался образ сербов, в прошлом страдавших от турецкой тирании, но благодаря сохранившимся традициям и духу демократии свергнувших угнетателей. Сетон-Уотсон подчеркивал ту роль, которую сыграло освободительное движение в Греции и Италии в формировании самосознания сербов [5. S. 30 - 31].

Для британцев сербы являли собой причудливую смесь славянского и восточного элементов, "примитивной простоты и сложности современного человека", что находило отражение в национальных традициях [2. S. 97]. Колоритной чертой сербов казалась их приверженность народной магии и вера в различные предания. Использование приворотного зелья и волшебных трав, пантеон различных мифологических существ с четкими функциями у каждого как элементы повседневной жизни вызывали у наблюдателей параллели с собственной историей, временами Тюдоров и Стюартов [2. S. 104]. Солдаты верили в чудодействен-

ную помощь легендарного героя народного эпоса королевича Марко. Р. Сетон-Уотсон отмечал, что "вера в этот бред столь же сильна, сколь и стара" [5. S. 15]. Г. Гордон-Смит подчеркивал явный фатализм солдат, что помогало им выстоять в обстоятельствах, которые давно привели бы в смятение многие европейские армии [11. S. 23]. Все это воспринималось безо всякого удивления, как чудачества народа, который только на пути к высшей стадии цивилизационного развития, на которой, как полагали британцы, находятся они сами.

Считая себя более культурной нацией, наблюдатели не могли не отметить наличие у сербов недостатков, однако, с точки зрения англичан, объяснимых и простительных. "У сербов есть очевидные недостатки после стольких веков жизни под властью Полумесяца", - писала К. Мэтьюз. По ее словам, сербов нельзя назвать коварным народом в восточном стиле, но они не всегда правдивы и в их языке отсутствует эквивалент понятию "слово чести" [27. S. 39]. У К. Мэтьюз иногда возникали проблемы с местным населением; ей порой казалось, что местные жители не совсем искренни и честны по отношению к ней. Но прежде чем осуждать, британка старалась понять мотивы такого поведения (она, как и Ф. Сандес, освоила сербский язык на необходимом уровне). Объяснение, которое давала К. Мэтьюз неблаговидным поступкам некоторых сербов, вполне типично. Говоря о негативных чертах сербского населения, британцы всегда использовали безотказный аргумент - многовековое османское владычество. Турция оказалась в стане врагов, за ее реноме можно было не беспокоиться, поэтому османским влиянием понятно и логично для читателей и слушателей объяснялось все плохое, странное и неприемлемое в характере и традициях сербского народа. При этом британцы полагали, что века османской тирании закалили характер сербского народа, вынужденного бороться за выживание и сохранение самобытности. За время мусульманского господства лучшие качества сербов укрепились и помогли им выстоять. По мнению доктора Мэтьюз, дух менее жизнелюбивого и открытого народа в подобных условиях существования наверняка был бы сломлен.

Наблюдатели отмечали чрезвычайную музыкальность и поэтичность сербского населения [27. S. 34 - 39]. Приверженность фольклору британцы объясняли низким уровнем грамотности. "Они замечательный народ, - писала К. Мэтьюз, но образовательный процесс только начинает свой путь в их общинах" [27. S. 68]. Британцы приехали из страны, которая, наряду с США, в отношении грамотности населения на тот момент являлась передовым государством, где была развита периодическая печать и почтовая система. Любой английский солдат, пусть с ошибками, но все-таки мог написать письмо с фронта домой. На Балканах британцы увидели, что большинство населения не владеет грамотой, поэтому солдаты не могли поддерживать связь с семьей [27. S. 39].

Очевидцы подчеркивали, что подавляющее большинство сербского населения составляют крестьяне, по выражению С. Ливингстон, "костяк государства". В начале войны некоторые солдаты просили у командиров разрешения по мере возможности работать на близлежащих сельскохозяйственных угодьях [25. S. 121]. Ботинкам крестьяне предпочитали национальную обувь - опанки, в которую на ночь наливалась вода, таким образом, обувь принимала идеальную форму [25. S. 117 - 119]. Все эти бытовые подробности, добавлявшие рассказам о войне несомненный колорит, отвечали ожиданиям читателей начала XX в., когда в моде были экзотика и малоизученные цивилизации.

Отмечалось гостеприимство сербов [16. S. 148 - 149]. Л. Черч объяснял законы гостеприимства сохранившимися со времен Средневековья традициями. Поскольку ранее для путешественников не было привычных европейцам условий, то странники останавливались в частных домах, и прием гостей стал неотъемлемой частью сербского быта. Черч называл это "инстинктом гостеприимства" [2. S. 100].

Образы, связанные со Средневековьем, возникают на страницах источников нередко: сравнения разыгравшейся на Балканах эпидемии с "черной смертью" - чумой, вера в предания и зелья, колдуны, легендарные воины. Британцы как будто воочию увидели то утраченное, о чем они привыкли слышать лишь в легендах. Даже боевой дух, казавшийся очевидцам чем-то иррациональным в той катастрофической ситуации, в какой оказалась сербская армия, шотландец Р. Сетон-Уотсон сравнивал с доблестью легендарных шотландских героев XIV в., борцов за независимость, Роберта Брюса и Уильяма Уоллеса [5. S. 12]. Подобное восприятие можно вписать в контекст так называемого этнического представляемого прошлого.

Непростая и насыщенная история Сербии, а также ее трудное положение во время войны толкали британских очевидцев на размышления о ее будущей судьбе. Авторы источников осознавали особую миссию этой страны. Доктор К. Мэтьюз предрекала сербам великую историю: "В будущем, за которое мы боремся, в будущем свободной Европы, серб станет человеком нового типа, и все его величие засияет с новой силой" [27. S. 55]. Л. Черч писал, что в лабиринтах дипломатии и огне войны дух свободы, свойственный сербам, сделает их великой нацией, способной занять свое место среди государств - флагманов прогресса [2. S. 132]. Р. Сетон-Уотсон, отмечая, что Сербия борется не только за собственную свободу и существование, но и за освобождение близких ей народов - хорватов и словенцев, напоминал озвученные западными политиками цели идущей войны. "Наши государственные деятели с самого начала войны без устали говорили, что мы воюем за принцип национального определения", - писал историк. По его мнению, нет в Европе территории, где этот вопрос стоял бы острее, чем на Балканах. Но для британского правительства вопросы устройства Восточной и Юго-Восточной Европы не обладали первостепенной важностью, хотя оно взаимодействовало с находящимися в Лондоне эмигрантскими кругами, в том числе с югославянами. Несмотря на то, что кризис, послуживший началом конфликта, разразился на Балканах, не южнославянский фактор повлиял на решение Англии вступить в войну. Ведущие политики в своих речах говорили о вступлении в войну во имя международного права, а не права наций на самоопределение [26. S. 216].

Осознавая, что во время войны основное внимание большинства англичан приковано отнюдь не к Юго-Восточной Европе, Р. Сетон-Уотсон, тем не менее, призывал своих соотечественников принять "крещенного огнем" нового члена в европейскую семью, обновленную и свободную [5. S. 31].

Прославляя ратные подвиги и стойкость духа сербов, британцы не забывали и о своем отечестве. Они видели в себе миссионеров из иного, высшего мира, наделенных правом судить других. Они исходили из того, что обладают "презумпцией цивилизационного превосходства" [34. С. 18]. Из рассказов большинства очевидцев читатель должен был сделать вывод, что Великобритания - едва ли не единственная надежда и опора сербской армии и населения, находившихся в отчаянном положении. Даже радикально настроенный доктор Алпорт, критикуя английское руководство, подчеркивал, что роль его соотечественников в помощи сербскому народу очень велика, что они понимают сербов и хорошо относятся к ним. Помощь на всех уровнях преподносилась исключительно как акт доброй воли английского народа, сочувствующего страданиям сербов. Если в случае с Бельгией шла речь о международном праве, и следовательно, моральном долге по защите его постулатов, то поездка на Балканы должна была свидетельствовать о личной смелости автора, его стремлении помочь страждущим. Книга, посвященная военному опыту на Балканах, чаще всего выглядела как рассказ активного, много повидавшего человека, предназначенный для любознательного домоседа, которого интересуют далекие страны и народы. В повествованиях о Западном

фронте центральное место занимала непосредственно война, тогда как в случае с Сербией акцент делался на ярких деталях и занимательных историях. Тем не менее, эта особенность текстов не помешала складыванию благодаря объективным предпосылкам образа серба-героя.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Wingfield-Stratford E. The Victorian Aftermath, 1901 - 1914. London, 1933.

2. Church L.F. The Story of Servia: Her Birth, Her Death, Her Resurrection. London, 1914

3. Курчатова О. "Сербский вопрос" в общественном мнении России (конец XIX - начало XX века) // Власть. 2008. N 3.

4. Reiss A. How Austro-Hungary Waged War in Serbia. Personal Investigation of a Neutral. Paris, 1915.

5. Seton-Watson R.W. The Spirit of the Serb. London, 1915.

6. Walshe D. With the Serbs in Macedonia. London, 1920.

7. Chirol V. Serbia and the Serbs. London, 1914.

8. Askew C., Askew A. The Stricken Land: Serbia as We Saw It. London, 1916.

9. Lipton Th. The Terrible Truth about Serbia. London, 1915.

10. Bickel H. Englische Propaganda fur das Recht der kleinen Völker während des Weltkrieges. Jena, 1939.

11. Gordon-Smith G. Through the Serbian Campaign: the Great Retreat of the Serbian Army. London, 1916.

12. Ллойд Джордж Д. Через ужасы к победе. Речи, произнесенные во время войны. Пг., 1916.

13. Price C. The Role of Serbia. London, 1918.

14. Война и общество в XX веке. В 3-х кн. М., 2008. Книга 1. Война и общество накануне и в период Первой мировой войны.

15. Мировые войны XX века. В 4-х кн. М., 2005. Книга 1. Первая мировая война. Исторический очерк.

16. Alport A.C. The Lighter Side of the War. Experiences of a Civilian in Uniform. London, 1934.

17. Folks H. The Human Costs of the War. New York; London, 1920.

18. Писарев Ю. А. Сербия и Черногория в Первой мировой войне. М., 1968.

19. Шкундин Г. Д. Вопрос о сепаратном мире с Болгарией в политике держав Антанты (октябрь 1915-март 1916). М., 1998.

20. Писарев Ю. А. Тайны Первой мировой войны. Россия и Сербия в 1914 - 1915 гг. М., 1990.

21. За балканскими фронтами Первой мировой войны. М., 2002.

22. Reiss A. Austro-Hungarian Atrocities. Report upon the Atrocities Commited by the Austro-Hungarian Army during the First Invasion of Serbia. London, [1915].

23. Kuhne V. Ceux dont on ignore le martyre. (Les Yougoslaves et la guerre). Geneve, 1917.

24. Serbia and Europe, 1914 - 1920. London, 1920.

25. Livingston S., Steen-Hansen I. Under the Three Flags. With the Red Cross in Belgium, France and Serbia. London, 1916.

26. Colder K.J. Britain and the Origins of the New Europe, 1914 - 1918. Cambridge, 1976.

27. Matthews C. Experiences of a Woman Doctor in Serbia. London, 1916.

28. A Prose Anthology of the First World War. London, 1993.

29. Sondes F. An English Woman-Sergeant in the Serbian Army. London, 1916.

30. Adie K. Corsets to Camouflage: Women and War. London, 2003.

31. Thurstan V. The People Who Run: Being the Tragedy of the Refugees in Russia. London; New York, 1916.

32. Джурич Дж. Первая мировая война с точки зрения типичного сербского интеллигента (по дневнику президента Сербской королевской академии) // Первая мировая война в литературах и культуре западных и южных славян. М., 2004.

33. Шемякин А. Л. Идеология Николы Пашича. Формирование и эволюция (1868 - 1891). М., 1998.

34. Гордон А. Новое время как тип цивилизации. М., 1996.

Permanent link to this publication: